Сосуд я установила на поднос, среди крошечных чашечек, чайничка со сливками и сахарницы, плошек со специями, салфеток и ложек. Аккуратно подхватив поднос, с горячим парящим чёрным вином, я устремилась к столу, и поставила его там. Сьюзан, как «первая рабыня», выяснила, кому, с чем подать кофе и принялась отмерять и смешивать ингредиенты, мне же, как «второй рабыне», досталось разливать напиток. Позже я, возвратив поднос на служебный столу, а сосуд с чёрным вином на нагретый песок, присоединилась к Сьюзан, уже стоящей там на коленях.
- Когда придёт время подавать ликёры, - сказала мне Сьюзан, - На Тебе те, что из Ара и с Коса, я на мне из Турии.
- Да, Госпожа, - кивнула я.
Ликёры Турии обычно ценятся, как лучшие, но мне кажется, что всё в значительной степени зависит от вкуса каждого человека. Ликёры, производимые на Косе, или в Аре, да и в определенных других городах, как минимум не хуже. Лично у меня не было сомнений, что Дразус Рэнциус из Ара, как и Паблиус, по крайней мере, некогда бывший гражданином Ара, предпочтёт таковые из их собственного города. Я заподозрила, что Сьюзан зная о моих чувствах к Дразусу, решила сделать мне одолжение, поручая мне подавать ликёр, который почти наверняка должен был бы выбрать именно он. Но, с другой стороны, неужели она не знает, что я едва могла стоять перед ним от стыда, после того как всего несколько енов назад, показывала ему то, что являюсь прирождённой рабыней!
- Ты больше не свободная женщина, - зашептала мне Сьюзан. – Заруби себе на носу, что мужчины смотрят на тебя именно с этой стороны. И держи колени разведёнными!
- Да, Госпожа.
Хотя Сьюзан была моложе и меньше меня, но она, имея старшинство надо мной среди женщин Майлса из Аргентума, имела полное право командовать мной, как своей рабыней. Мне в свою очередь не оставалось ничего, кроме как повиноваться ей, как если бы я принадлежала ей, как если бы она была моей Госпожой. Такими способами рабовладельцы поддерживают порядок среди своих рабынь. Подобные методы находятся в полном соответствии с совершенством гореанской дисциплины.
А мужчины всё никак не призывали нас подавать ликёры. Зато ещё дважды, оны беседуя и прикладываясь к своим чашкам, требовали от нас чёрного вина, и оба раза две рабыни, Сьюзан и Шейла, обслуживали их.
Уже вечерело, но мужчины, отпустив музыкантов, тем не менее, продолжили свою неторопливую беседу, сопровождая её крепким кофе.
- Ты чего плачешь? – обеспокоенно спросила меня Сьюзан.
- Так, ничего, пустяки, - отмахнулась я.
Я дышала с трудом, отчаянно сдерживая рыдания, и стараясь поскорее смахивать слёзы с глаз уголком рабского шёлка, надеясь, что никто не заметит этого. Перед мужчиной, которого я любила, я оказалась раздетой не только внешне, но была обнажена моя душа. То, что прежде я искренне пыталась скрыть от него, единственного среди всех других мужчин, вдруг было продемонстрировано ему во всей своей неприглядности. Моя тайна была раскрыта перед ним. То, что скрывалось в самой глубине моего сердца, было небрежно вскрыто и выложено перед ним, для его рассмотрения. Я была публично исследована, перед мужчиной, которого я любила, чтобы показать ему каким совершенным ничтожеством я оказалась. Ему прилюдно доказали, что я была прирождённой рабыней!
- Кажется, они готовы к подаче ликёров, - прошептала Сьюзан.
Мы принесли их на двух маленьких подносах.
- Ликёры, Господа? - предложила Сьюзан.
- Ликёры, Господа? – эхом повторила я.
- Да, - кивнул Дразус Рэнциус.
- Пожалуй, да, - сказал Паблиус.
Паблиус, к моему удивлению, указал на бутылку из Турии.
- Ликёры из Турии признаны лучшими, - улыбаясь, сказал он Дразусу, как будто даже извиняющимся тоном.
- Возможно, - несколько натянуто улыбнулся Дразус Рэнциус, - но я предпочитаю напиток из Ара.
- В обсуждении ликёров, - сказал Паблиус, - патриотизм неуместен.
- А я никогда и не смешивал объективность с гордостью за свой город, - ответил Дразус Рэнциус.
- Возможно, - протянул Паблиус. - Но Ты также был уверен, что эта Женщина не была прирождённой рабыней.
- Это верно, - засмеялся Дразус.
Старалась не смотреть в сторону Дразуса Рэнциуса, я разглядывала стол. На глаза мне попался серебряный тарск, маслянисто поблёскивавший на столе около Паблиуса. Монета казалась очень большой и увесистой. Когда на неё падал свет, то на её поверхности как будто вспыхивали лучики, а на столе под ней возникала тёмная, похожая на полумесяц тень. Работорговец почему-то ещё не убрал в кошель, свой законный выигрыш.
- Смотри на меня, рабыня, - приказал Дразус Рэнциус.
С огромным трудом, как непомерно тяжёлую ношу, я подняла голову, и встретилась с его пристальным взглядом. Не в силах выдержать этот ещё более тяжёлый взгляд, чем моя голова, я вновь уставилась на серебряный тарск. Мне было невыносимо стыдно смотреть в его глаза.