Есть мужчины, которые полагают, что, если женщину научить читать и писать, особенно уже после того, как она стала рабыней, чего доброго она может задуматься, и решить, что она важна. Впрочем, это заблуждение можно быстро выбить из неё плетью.
Тем не менее, в большинстве случаев грамотность повышает ценность рабыни, и обычно может добавить несколько медных тарсков её стоимости.
- Ты кажешься расстроенной, - заметил Дразус Рэнциус.
- Да, - призналась я.
- И почему же хотелось бы знать?
- Мой собственный господин даже не счел нужным лично заменить мой ошейник, - пояснила я.
- Понятно, - кивнул он.
- Что это за ошейник, - поинтересовалась я, - ошейник посудомоечной девки, или кухонной рабыни?
Я никак не могла выдавить из себя горького осадка, оставшегося после вчерашнего вечера.
- Ни тот, ни другой, - усмехнулся Дразус Рэнциус, - но, возможно, в некотором смысле, и оба они, впрочем, в него будут включены и многие из других видов рабства тоже.
- Я уже ничего не понимаю, - признала я.
- И что именно оказалось столь трудным для твоего понимания?
- Неужели Майлс из Аргентума приказал Вам, чтобы заменить мой ошейник?
- Нет, - ответил он с усмешкой.
Я опасливо коснулась нового ошейника, не ожидая от него ничего хорошего.
- Я не понимаю, - прошептала я.
Я жутко боялась за Дразуса Рэнциус. Я боялся, что он совершил какое-то преступление.
- Я не нуждаюсь в его приказах, - пояснил он.
- Но почему?
- Прежде всего, потому что это - мой ошейник, - ответил Дразус Рэнциус.
- Ваш! – вскрикнула я, чуть не подпрыгивая.
- Ну да, - кивнул он. - Вчера вечером я купил Тебя.
Едва он произнёс эти слова, как свет вокруг меня внезапно погас. Я просто провалилась в глубокий обморок, раскинувшись голой на мостовой внутреннего двора дворца Аргентума, прямо у ног держащего ошейник моего нового господина.
Очевидно, мне ненадолго была позволена роскошь бессознательного состояния. Очнулась я, уже удерживаемая в сидящем положении, от того что моя голова болтается из стороны в сторону, от взрывавшихся на моём лице хлёстких пощёчин, сначала прилетавших по одной щеке ладонью, а потом по другой уже тыльной стороной тяжёлой мужской руки. Гореанские мужчины редко бывают снисходительны к своим рабыням. Наконец, придя в себя, я смогла встать на колени и взглянуть на своего господина, Дразуса Рэнциуса из Ара.
- В мои покои, и быстро, рабыня, - сердито прорычал он.
- Да, Господин! – с искренней радостью закричала я.
Я торопливо шагала впереди своего господина к его покоям. Но, похоже, всё же, недостаточно быстро с точки зрения самого Дразуса Рэнциуса, шедшего позади меня, и похожего на сердитого, нетерпеливого и ворчливого гиганта. Мне казалось, что ему уже не терпится дождаться момента, когда он сможет остаться со мной наедине. Множество раз за эту прогулку в мою спину прилетели его толчки и тычки. Дважды он даже пнул меня. Но это же не было моей виной, что я женщина, и мои ноги значительно короче его! А потом у его двери, мне было приказано лечь на живот. Я была связана по рукам и ногам, и внесена в комнату, на его плече, как и положено беспомощной рабыне.
И вот теперь, он возвышался надо мной. Я отчаянно, но совершенно бесполезно подёргала связанными руками и ногами. Связал он меня отлично. Дверь была заперта. Я была всего лишь рабыней оставшейся наедине с своим господином. Причём совершенно беспомощной рабыней.
Дразус немного отошёл назад, и я смогла рассмотреть его лицо. Его ничего не выражавшее лицо.
- Накажите меня! – крикнула я. - Я люблю Вас! Покажите мне, что я теперь принадлежу Вам!
Но мужчина сделал ещё шаг назад.
- Я умоляю о Вашей плети, Господин, - простонала я.
Мое сердце переполняла радость и любовь к нему. Но он молчал, а лицо его оставалось совершенно бесстрастным.
- Позвольте мне встать на колени перед Вами, - сказала я, - и просить быть выпоротой Вашей рабской плетью.
Дразус Рэнциус молча, не шевелясь, стоял на месте.