В клинке лишь семь дюймов. Острие даже не показывается из пасти.
Поняли?
"Прочих равных" не бывает.
Его тело содрогается: единый великаний спазм, вырывающий нож из моей руки и заставляющий его самого пасть, будто поражен молнией. Голова трескается затылком о почву. Челюсти раззявлены, являя добавочный язык, окровавленную сталь.
Желтые глаза вцепляются в мои со скорбным собачьим недоумением, словно мы заключили сделку, словно мы начали общий бизнес с условием, что я помру, а он будет жить, и теперь он не может понять, как я его обдурил. Щенячье удивление плещется в глазницах, пока поднятая дергающимися ногами пыль не покрывает их, удаляя иллюзию жизни.
Вау.
Точно: вау!
Раздери меня, если мне реально не нужно отлить.
Я озираюсь. Черные Ножи повсюду. Стоят. Пялятся. Безмолвные, словно деревья.
Это так же здорово, как трахаться голым у всех на виду. Как убивать.
Ага.
Точно: ага!
А теперь выход на бис.
- Видите меня, сосунки? - Десять лет ки-йя дали мне голос, способный проминать стальные доспехи. - Кто-то не ВИДЕЛ, что здесь произошло? Кому-то нужно ОБЪЯСНЯТЬ?
Они стоят. Смотрят. Шепотки становятся бурчанием, а бурчание тихим громом.
- Это... - Я провожу рукой, чуть обернувшись назад, к вертикальному городу, - МОЕ. Проваливайте к любым чертям, но не ходите СЮДА.
Некая перемена веса, общее шевеление, будто в лесу пред бурей. Не могу сказать, что дела здесь закончены.
- Для вас здесь будет АД! ВЫ СЛЫШИТЕ? ПОНИМАЕТЕ? Здесь вас ждет БОЛЬ. Ждет СМЕРТЬ!
Я указываю на труп Парня-с-Копьем. - Он умер ЛЕГКО. Вы будете умирать ТЯЖЕЛО. Будете умирать ВОПЯ. Ваши сучки ЗАВОЮТ. Ваши щенки будут ГОЛОДАТЬ.
- Я заставлю вас СОЖРАТЬ СОБСТВЕННОЕ БУДУЩЕЕ!
Однако они лишь заколебались. Громоподобное бурчание обретает ритм: растет и опадает, и снова растет, словно прибой перед тайфуном в разгар прилива.
А поняли они хоть одно слово из всего сказанного?
Я смотрю в мертвые глаза в пыли у ног, думаю о хищных охотниках, сбивающихся в стаи...
И начинаю хихикать. Я вроде бы пометил территорию. Верно?
И тогда, прежде чем повернуться спиной к массе воинов рода Черных Ножей, прежде чем пройти бесконечные тридцать ярдов до засады в развалинах ворот, даже прежде чем задуматься: сколько ударов этого говенного тайфуна выдержу я и все мы... я развязываю веревочку, приспускаю штаны и вытягиваю член.
Мочусь на труп Парня-с-Копьем.
Ааах, дерьмо. Сукин сын.
Сначала надо было подобрать нож.
Благочестивый Лорд
Свет нащупал меня на чем-то мягком, но с узлами под боком и под головой: может быть, это был фигурный диван.
Я понял, что способен открыть глаза.
Тупой взгляд уперся в штукатуренный потолок, не так давно окрашенный в оттенки слоновой кости, и кто-то обхаживал его перьевой щеткой каждый день: в глубоких вырезах барельефов не было и намека на пыль. Пауки, должно быть, помирают здесь от одиночества.
Я попытался сесть, кишки взбунтовались и не дали подняться. Не боль, лишь слабость: я словно тренировался дольше, чем вынесут мышцы. Недавно.
Никаких бинтов. Никакой крови.
Кто-то одел меня в простую льняную тунику и штаны. Рука немного дрожала, пока я поднимал край туники и опускал голову, чтоб узреть четыре звездочки розовых рубцов, уютно устроившихся на давнем бугристом шраме - его оставил один рыцарь-телохранитель из Анханы, вонзивший широкий меч мне в брюхо. Пятнадцать лет тому назад.
Я потрогал пальцами шрамы-новинки. Довольно широкие, как бы от калибра 7 мм или больше. Чем там заряжают ружья эти хриллианцы? Хорошо, что не в лицо. Везучий старик.
Везучий. Станет еще старше.
Был еще новый шрам, длинный и тонкий, криво идущий от подреберья к соску. Слишком ровный для раны.
Хирургия.
Резиновые мышцы сопротивлялись, но я сумел лечь на бок. Затем пришлось передохнуть.
В суровом кресле под суровым окном восседал суровый человек в суровом доспехе.
Кресло было скорее стулом со спинкой, без подлокотников. Окно - арка в стене, вместо штукатурки виден белый камень, освещенный внешним сиянием. Мужчина был худым даже в доспехе, с вытянутой головой и экстравагантно-горбатым носом, выступающими скулами липканского аристократа. Волосы его были под тон доспеху, не доставали на палец до стального воротника. Латы недавно отполированы, углеродистая сталь, блестящая маслом, но без причудливых украшений, гордости здешнего рыцарства. Единственным орнаментом была стилизованная рука - знак Дал'каннита, липканского бога войны и отца Хрила - выложенная электровой эмалью над сердцем, пальцы растопырены, ладонь открыта, и на ней солнечная корона Хрила.