Уселась на длинных мостках и, задумчиво кидая в воду крошки хлеба, на которые сбежалась вся подводная мелочь, разрешила себе вспомнить Дэна. Мы с того дня, когда он стал на мою защиту, так больше и не виделись. И не разговаривали. Даже Маргарет ни слова не сказала о том, где он, чем занимается, что собирается делать дальше. А я не спрашивала, было нестерпимо больно от того, что он даже не позвонил, ни строчки в электронке, ни привета через Моргана. Ничего. А я ждала…вот сейчас признавалась себе, что все это время ждала, что он придет, сядет рядом и расскажет мне все. О себе, о нас, о том, что он думает и чувствует. Накрутила себя так, что потекли слезы, потянулась в карман за платком и тут кто-то обнял меня сзади, прижимая к себе.
— Кэти… — тихий шепот, а у меня сразу же высохли все слезы. Дэн!!
— Котенок, как же я соскучился…Прости меня…нет, не поворачивайся, я кое-что должен тебе рассказать…а так…у меня не хватит духу.
Он крепко-крепко прижал меня к себе и, тихонько раскачиваясь и запинаясь, начал свой, нелегко дающийся ему, рассказ.
— Своего отца я никогда не знал, моя мать была проституткой, сначала работала в борделе, потом совсем спилась, начала употреблять наркотики и ее хозяин выгнал на улицу. Там она и работала. Притаскивала клиентов к нам домой, мы снимали комнату в каком-то полуразрушенном доме в самом неблагополучном районе. Только я тогда мало что соображал, был совсем маленький и помню, что все время хотелось есть. Мать часто забывала обо мне, и когда мне стукнуло шесть, я начал собирать бутылки и выпрашивать мелочь около суперов, чтобы купить немного еды себе и ей.
Пауза, давящая тишина, и закаменевший, собирающийся с силами Дэн у меня за спиной:
— Она в конце концов совсем перестала соображать из-за наркотиков и в один ужасный день притащила домой какого-то уголовника. Сказала, что это теперь мой папа, который в первый же день сильно избил меня и отобрал все деньги, которые я смог набрать. Затем он начал посылать меня собирать мелочь, но уже теперь отбирал ее, как только я приходил домой. Так что пришлось покупать и есть сразу же, как только удавалось наскрести хотя бы несколько центов. Потом он начал заставлять меня воровать и когда я ничего не приносил — издевался надо мной…
Он зарылся в мои волосы, подышал, а затем продолжил.
— Мать он заставлял принимать клиентов на дому, а потом и продавать наркотики, а деньги забирал себе. Мозгов у нее не осталось, она даже не узнавала меня и в тот вечер, когда эта мразь в очередной раз била меня, потому что за целый день мне не удалось найти денег, она, проходя мимо, захихикала и предложила отчиму меня продать. Я слишком поздно понял, что нужно было убегать раньше…поверить не мог, что мама могла такое сказать обо мне. И поплатился за это…
Он тяжело дышал мне в затылок, было понятно, что ему нестерпимо признаваться в таком, но он снова продолжил.
— Он в тот же вечер нашел какого-то извращенца и продал меня ему на пару ночей…Меня сначала накачали наркотиками, чтобы не сопротивлялся, а потом…потом меня изнасиловал этот подонок, который купил меня…весь день я провалялся у него дома, совершенно не соображая, что происходит, даже не болело ничего, а к вечеру… Когда я понял, что он сделал, я ударил его по голове тяжелой литой пепельницей, которая стояла там на столе, попал в висок, и он умер…
Дэн замолчал, снова переживая этот кошмар, а я плакала от жалости к тому маленькому, несчастному мальчику, которым когда-то был Дэниэль.
— Потом я убежал, пролез в товарный поезд и уехал черти-куда, шлялся по улицам, пока меня чуть не прибили до смерти местные. Случайно попал под облаву и меня отправили в приют, а обнаружив следы насилия, в больницу, где я ничего не сказал, я вообще не мог тогда говорить. Затем комиссия отправила меня в приемную семью, где приемный отец оказался садистом, который измывался над нами, как только мог придумать. Я убежал, потом еще одна приемная семья и снова я подался в бега. А потом меня, полумертвого после жуткой драки, подобрала леди Краф.
Я почувствовала, как он улыбается, голос потеплел, стал мягким:
— Она была старой, больной женщиной, но для того, чтобы получить надо мной опеку, скрывала свою болезнь. Я даже не представляю, сколько усилий ей пришлось приложить, как у нее получилось, но опеку она получила, и это была самая светлая часть моей жизни — жизнь у нее. Леди Катрин учила меня всему. Бегло читать, грамотно писать, вести себя, как приличному человеку, рассказывала мне на ночь сказки и сидела со мной, когда я болел. Она научила меня любить, потому что сама любила меня.
Он порывисто вздохнул:
— Это было целых шесть лет настоящей человеческой жизни, с днями рождения, друзьями, она отдала меня в спортивную школу, пирогами по воскресеньям, поездками в парки…А потом она умерла, сердечный приступ…я пришел из школы, а дома меня уже ждали из комиссии по делам несовершеннолетних детей…И снова приемная семья. Из которой я убежал на следующий день, не мог видеть никаких приемных родителей…подростковая банда, грабежи, драки, убийства…Единственное, я никогда не принимал наркотики, на всю жизнь запомнив, во что они превращают людей. Потом повстречал Лауру и после ее предательства совершенно слетел с катушек. И сидеть мне в тюрьме, если бы в один из вечеров я не повстречал Томаса.
Дэн отпустил меня, и даже чуть отодвинулся:
— Мы тогда промышляли грабежами, избивали и грабили лохов, которым не повезло очутиться в этом районе, и, увидев такого…лощеного, импозантного гуся, который нагло шел посередине улицы, тут же накинулись на него. Он тогда покалечил всю нашу банду, кроме меня…Не знаю, почему он тогда обратил на меня внимание, но, скрутив, оттащил меня к себе домой. Всю ночь мы разговаривали, не помню точно, что он мне говорил…он даже не стал расспрашивать меня, просто сказал, что если я такой дурак, что готов подохнуть через пару лет в тюряге, в которую я однозначно попаду, причем очень скоро, то могу валить на все четыре стороны. А если хочу что-то изменить в своей жизни, то он мне поможет.
Еще раз вздохнул:
— Не знаю, почему я доверился ему тогда, наверно потому, что вспомнил миссис Катрин и разрешил себе поверить людям еще раз. И не прогадал. Томас стал мне учителем, старшим братом, отцом, всем на свете. Они с Маргарет превратили меня в нормального человека, заставили закончить школу, затем Томас взял меня к себе и принялся обучать всему, что он сам умел и знал. Преподаватели на базе вскоре даже стали хвалить меня, потом я выбрал себе направление, стал хорошим оперативником, и началась моя полноценная работа на государство.
Он замолчал, а я, давясь рыданиями, не могла посмотреть на него.
— Кэт, я…я понимаю, что тебе противно видеть меня… Не давая ему продолжать, обернулась и обняла его за шею, уже не сдерживая своих рыданий.
— Котенок, ты плачешь…не надо, — растерянно и бестолково он пытался вытереть мои слезы, а я все крепче прижималась к нему.
— Дурак…мне просто дико жаль того маленького Дэна, того несчастного мальчика, который… — у меня перехватило горло и, не договорив, я снова зарыдала.
Дэн замер, потом осторожно приобнял меня: — Я тебе не противен, после…после всего?
Замотала головой.
Он схватил меня, прижимая к себе всем телом, а затем…он целовал меня так, как будто больше никогда не сможет этого делать. Как утопающий, он схватился за меня и покрывал мое лицо горячими, нетерпеливыми поцелуями.
— Прости меня, простиии, любимая моя, я так боялся, что навсегда потерял тебя… И сказать боялся, потому что…это отвратительно, я сам себе отвратителен…Это мерзко, гадко…
— Не говори так, не надо. я люблю тебя, мне просто было очень больно от твоего недоверия. а то, что ты рассказал, мы забудем, уже забыли, это ничего не меняет. Я тебя очень люблю…
Вернулись мы только вечером, в дом ввалились, обнявшись. Вся моя семья минуту молча разглядывала нас, а затем Фред с плохо скрываемой угрозой заявил: