Сказав последнюю фразу, она вдруг побледнела и схватилась за низ живота.
– Что с тобой? – испугалась я.
– Ну и прихватило, словно ножом режет, – пробормотала Наташа, синея на глазах, – такой приступ резкий, словно гвоздь в кишки воткнули и поворачивают, поворачивают. Потом бах – и отпускает, зато тошнота появляется, а после опять хорошо.
– Может, ты беременна?
– Нет, – прошептала Ната, – аборт по глупости в семнадцать лет сделала, не могут у меня дети появиться.
– Апенндицит?
– Вырезан давно.
– Тогда гастрит или холецистит?
– Ты врач?
– Нет, просто иногда приходится листать «Справочник терапевта».
– Можно посижу пару минут?
– Конечно, – закивала я и, решив слегка развеселить Нату, спросила: – Хочешь анекдот расскажу?
– Ага, – выдавила из себя та.
– Ночью в квартире врача раздается звонок, сонный эскулап снимает трубку и слышит хорошо знакомый голос одного из его постоянных клиентов: «Доктор, немедленно приезжайте, у моей супруги приступ аппендицита». – «Это невозможно, – с плохо скрытым раздражением ответил мужик, – три года тому назад ей удалили отросток, у человека не бывает второго аппендикса». – «Зато у него бывает вторая жена», – заорали из трубки. Смешно?
– Да, – прошептала Ната и, закатив глаза, стекла по сиденью.
– Эй, – насторожилась я, – тебе плохо? Ответь.
Но попутчица молча полулежала в кресле, по ее лицу тек пот. Испугавшись, я схватилась было за телефон, но поняла, что нахожусь в двух минутах езды от большой клинической больницы, и рванула по проспекту, нарушая все правила дорожного движения.
В приемный покой я влетела с воплем:
– Скорей, человек умирает!
Сидевшая за столом женщина средних лет, заполнявшая какие-то бумаги, раздраженно сказала:
– Нельзя ли потише.
– У меня в машине тяжелобольная.
– Незачем так орать! По «Скорой» приехали? Где бригада?
– Ната в моей машине.
– Везите ее сюда.
– Она не может передвигаться самостоятельно.
Медсестра скривилась.
– Пьяную не возьму, впрочем, наркоманку тоже.
– Да вы что! – подскочила я. – Больница тут или невесть какое заведение? У Наташи схваткообразные…
Врачиха не дала мне закончить фразу.
– Это в роддом, – с огромным облегчением заявила она, – мы рожениц не принимаем.
Поняв, что с тупой бабой каши не сваришь, я толкнула дверь с табличкой «Кабинет врача» и, провожаемая гневными воплями медсестры: «Стой, куда поперла?!», влетела в крохотное помещение.
На кушетке лежала юная женщина, около нее с какой-то стеклянной трубкой в руках стоял мужчина в синей хирургической пижамке.
– Ай! – взвизгнула больная и, мгновенно сев, попыталась прикрыться висевшим на спинке стула платьем.
– Безобразие! – с чувством произнес доктор. – Убирайтесь вон!
Но я уже вцепилась в его руку и, не отпуская ее, принялась говорить о потерявшей сознание Наташе.
Надо отдать должное врачу, он не стал мямлить и терять время, коротко сказав голой тетке: «Подождите секундочку», медик вышел во двор, влез в мои «Жигули», окинул взглядом судорожно дышащую Наташу, выхватил из кармана черную коробочку с антенной и начал раздавать указания. Не прошло и пары минут, как началась суета. Словно по мановению волшебной палочки возникла каталка, и две симпатичные девочки в обтягивающих халатиках увезли бездыханную Нату внутрь коридора.
– Что с ней? – испугалась я.
– Пока не знаем, – сухо ответил врач. – Ступайте к Нине Николаевне, нужно оформить документы.
Я вновь оказалась около неприветливой медсестры, только на этот раз она имела на лице человеческое выражение.
– Уж простите, – принялась извиняться Нина Николаевна, – я сразу не поняла, что человеку плохо, к нам ведь всех волокут, мы и привыкли, что если не «Скорая» доставляет, то либо белая горячка, либо наркоман.
Я не стала воспитывать медсестру, просто сообщила все известные мне о Наташе данные, оставила ее домашний телефон и уже собралась уходить, но тут Нина Николаевна воскликнула:
– Теперь ваши координаты!
– Зачем?
– Так положено, если не «Скорая» доставила, то я обязана записать все о том, кто привез больную.
– Пожалуйста, пишите, мне скрывать нечего, – пожала я плечами.
…Дома после всех невзгод я оказалась поздно, распахнула холодильник и пригорюнилась: пусто. За хозяйством у нас следит Томочка, она готовит всякие вкусные блюда, стирает, гладит. Я хожу за продуктами и убираю квартиру, честно говоря, не люблю делать первое, а второе просто ненавижу, но совесть не позволяет взваливать на хрупкие плечи подруги все бытовые тяготы. Впрочем, Тамарочка давно говорит:
– Вилка, ты работаешь, приносишь в дом деньги, а я ничего не делаю.
Только я очень хорошо знаю, сколько времени и сил отнимает это «ничегонеделанье» домашней хозяйки, поэтому не разрешаю Томочке шляться на рынок и в супермаркет. Каждый понедельник подруга вручает мне список, где подробно указано, сколько и чего нужно приобрести. Я тупо следую указаниям, никогда не проявляя творческой инициативы. Если Томочка написала: гречневая крупа, ядрица, производства фирмы «Русская ложка», то буду искать именно подобную. Если на прилавках я увижу идентичный продукт, но под маркой «Русский половник», то ни за какие коврижки не возьму его. На первый взгляд вся гречка выглядит одинаково, но Томочка лучше знает, из чего получится вкусная каша.
Беспрекословно слушаться подругу я стала после одного случая. Пару лет назад, вручая мне очередной список покупок, она сказала:
– Молоко бери только обезжиренное.
– Угу.
– Масло лучше всего сделанное в Вологде.
– Ага.
– И шоколад наш, не импортный.
– Хорошо.
– Макароны только «Макфа».
– Италия, да.
– Нет, Россия.
Я хихикнула.
– Томуся, это уже смахивает на квасной патриотизм, что, ничего иностранного нельзя?
Тут из кухни понесся свист чайника, Томочка побежала на звук со словами:
– Пожалуйста, только по списку, я сейчас пойду в школу, на родительское собрание, вернусь и сделаю макароны болонез.
Я отправилась в супермаркет, прошлась со списком вдоль рядов и купила все, что заказала Томочка. Макароны оставила напоследок. Но сил бродить уже не было, и я решила, что беды не будет, если схвачу любую пачку из представленных в продаже. Макароны они и в Африке макароны. Ну какая между ними разница?
Вернувшись домой, я разобрала сумку, быстро вскипятила воду и закинула туда сухие палочки. Сейчас сварю спагетти и, когда Томочка вернется, скажу:
– «Макфу» приготовила.
Стопроцентно она не заметит разницы. Очень довольная собой, я отправилась в ванную; на пачке написано: «Варить 10 минут», успею помыться.
Плескаясь над раковиной, я услышала голос Олега:
– Покушать есть чего?
Мыло попало в глаза, я взвизгнула.
– Так ужин где? – не успокаивался супруг.
– На плите, – пытаясь смыть с лица гель, пробормотала я, – там, в кастрюле. В общем, сам разберешься, я сейчас закончу и приду.
Куприн ушел, а я, думая, что муж отбросит макароны на дуршлаг, не торопясь привела себя в порядок. Через четверть часа появилась на кухне. Как раз в тот момент, когда Олег что-то вываливал на тарелку.
– Ничего кашка, – сказал он, – пресновата слегка, но с джемом сойдет. Она из чего, никак не пойму. Перловка? Больно мягкая. Геркулес? Вообще-то не похоже, ты что сварила?
– Макароны, – растерянно ответила я, глядя на малоаппетитную серо-белую массу, и впрямь смахивающую на кашу.
– Спагетти?
– Да.
– А почему они такие жуткие? – воскликнул Олег. – Ну и гадость! Я думал, каша-размазня!
– Не знаю, – пробормотала я, – ты что с ними сделал? Толкушкой мял?
– Когда я пришел, они уже такие были! Интересно, почему?
– Потому что Вилка схватила не то, что я ей заказывала, – сообщила, входя в кухню, Томочка, – ведь не зря я сказала: «Макфу» бери! Так и знала, что не послушаешься, и купила сама пачку. Вот, глянь!