Я кивнула.
Дин захохотал. Я улыбнулась.
— Ты чего?
— Да сестра твоя меня убила. Хули нам, пасанам!
Мы рассмеялись.
— Все, пошли детей будить, а то на полдник опоздаем.
Дин пропустил меня вперед и мы спустились вниз.
Я пробежалась по девчачьим комнатам, Дин побежал к пацанам. Мы подождали, пока они оденутся и заправят кровати. Они построились и мы пошли на полдник.
Сели за столы. Сок, булочка и апельсинка.
Как только я увидела булочку, меня понесло.
— Булочкаааа…
Дин расхохотался.
Мы с Дином, угарая над моей апельсинкой, которая была причудливой формы, чуть не свалили стол.
Мы свалили кожуру от наших апельсинок в одну кучу.
— Булочка, хочешь еще апельсинку?
Дин заулыбался.
— Да, хочу. И где ты ее достанешь?
— Пфф, ты меня не знаешь.
Я встала из-за стола и вышла в центр столовой.
— Прошу внимания! С сегодняшнего дня в лагере объявляется акция «Голодный вожатый»! Кто не хочет есть, можете отдавать свою порцию этому самому голодному вожатому. Сегодня это я.
Дин ржал за нашим столом.
Тут же ко мне подбежали около десятка детей и отдали свои апельсинки.
Я, довольная, с кучей апельсинок в рубахе, вернулась за стол.
Дин посмотрел на меня.
— Кексик, а это вообще законно?
Я пожала плечами.
— Не знаю. Если нет, я самолично впишу эту акцию в законы лагеря.
Дин рассмеялся.
— Дай апельсинку.
— Не дам. До корпуса дойдем, там разделим. И да, привыкай. Теперь, что бы тебе не перепадало, за исключением твоей порции в столовой, ты обязан делиться с ближним. А ближний это кто? Ближний это я. Так что, если тебе привезут хавчик, или ты отберешь контрабанду у детей, отдаешь половину мне. Я делаю то же самое.
Дин рассмеялся.
— Это что за правило такое?
— А вот. Автор пожелал остаться неизвестным.
Мы рассмеялись.
— Кексик, мы поели.
Мы с Дином встали из-за стола, собрали наших детей в кучу и повели их к корпусу.
По дороге Дин пытался отжать у меня апельсинку, но я не позволила.
— Булочка, еще раз, и я не буду с тобой делиться. Сказала же, в корпусе.
— Ладнооо.
Мы зашли в корпус.
— Ребят, у нас до ужина много времени. Нам нужно нарисовать плакат нашего отряда, написать на нем название, девиз, вожатых ваших любимых, вас всех перечислить, и красиво это все оформить. Так что через полчаса все собираемся в холле!
— ХОРОШООО!
Дети пошли по своим комнатам. Дин уперся головой мне в спину и затолкал меня в нашу комнату.
Я отдала Дину две апельсинки, себе взяла две, остальные спрятала в тумбочку. Мы быстренько схомячили апельсинки.
— Еще хочу.
— Булочка, хватит, а. Остальные ночью.
Дин пошло улыбнулся.
— Ночью…
Я швырнула в него подушкой.
— Иди в сраку. И вообще, я еще ребенок.
Дин показал мне язык.
Мы снова чуть не подрались, но в дверь постучались. Я вынула голову из-под торса Дина.
— Да?
— Дин, Кексик, пошлите рисовать!
— Сейчас, Нелли, собирай остальных!
Девочка убежала. Мы с Дином еще немного помутызили друг друга и пошли к детям.
Я отправила Дина в администрацию за ватманом и канцелярией. Мы с детьми пока поиграли и приготовили стол для рисования.
Вернулся Дин, таща в коробке ватман и прочее. Бахнул ее на стол.
Я вывалила содержимое коробки на стол.
— Таак, ватман, карандаши, фломастеры, краски, кисточки, ластики, простые карандаши, гелиевые ручки… Булочка, молодца, много отжал.
Дин засмеялся.
— Да они как меня увидели, вспомнили, что ко мне ты прилагаешься, и с перепугу все отдали, что было.
Мы рассмеялись.
Мы с Дином объяснили детям, чего мы от них хотим. Рассказали, как мы называемся, девиз.
Я отправила детей и Дина на диванчики. Он составлял список. Я пока быстренько набросала эскиз плаката.
— Не, я так не могу работать.
Сбегала наверх, взяла магнитофон и приперла его вниз.
— Дети мои, музыку любите?
— ДААА!
— Булочка, я тебя не спрашивала.
Все рассмеялись.
— Сегодня пьяным буду вновь…
Ам, не то. Я щелкала кнопками.
— The base & the tweeters make the speakers go to war!
The mighty trumpet brings the freaks out to the floor!
The base & the tweeters make the speakers go to war!
The mighty trumpet brings the freaks out to the floor!
Я прибавила громкость и начала красиво выводить буквы в названии отряда. Когда я закончила, ко мне подошел Дин.
— Кексик, я закончил. У нас 20 детей.
— Поздравляю, папаша.
Дин рассмеялся.
— Тебе помочь?
Я усмехнулась.
— Ты не умеешь рисовать.
— Не, ну я могу что-нибудь раскрасить.
— Неа, щас я допишу красивые буковки, и посажу детей раскрашивать. Ты будешь их список вот там писать.
Я тыкнула пальцем в правый угол плаката.
У Дина глаза на лоб полезли.
— Я?! Писать?! Пфф, Кексик, не смеши.
Я протянула руку.
— Дай список.
Дин протянул мне листок.
И чего он пиздит? У него классный почерк!
— Так. Щас садишь свою задницу вот сюда и пишешь список детей. И не нада мне тут, что писать не умеешь! Почерк у тебя офигенный, так что садись и пиши.
— Вот как с тобой спорить? Ты же любого заткнешь!
Дин сел. Я дала ему черную ручку.
— Все, пиши. Проверю!
Дин рассмеялся и принялся писать.
Я позвала детей и велела раскрашивать плакат. Сама же руководила процессом.
— Томми, тут поярче. Джим, здесь красного больше.
Я подошла к Дину и взъерошила его шевелюру.
— Ну вот, умница!
Дин улыбнулся.
Плакат был готов.
— Ну, дети мои, вы молодцы! Через двадцать минут выходим на построение, идем ужинать.
Все разбежались по своим комнатам.
— Булочка, я тебя не только писать заставлю, ты у меня и рисовать, и петь будешь!
— Нуу неет, Кекс, не выйдет.
— Еще как выйдет!
Мы, толкаясь, пошли к себе в комнату.
— Кекс, чего там после ужина?
Дин завалился на свою кровать.
Я села на свою.
— Один из нас идет на планерку. Потом он же приносит второй ужин. Потом свечка, после свечки раздаем второй ужин и отбой.
— Агас. Кто на планерку?
— А кто у нас вожатый?
— Блять.
Я рассмеялась.
— Я и так сегодня все делала. Ну нафиг, завтра все сам делаешь.
Я легла поперек кровати и закинула ноги на стенку. Моя голова свисала с кровати, и я видела все вверх ногами.
— Дай апельсинку.
— Не дам.
— Кееекс, ну дааай.
— Не дааам.
— Кееекс.
— Неа.
Дин показал мне язык. Тут у меня зазвонил телефон. Лизка. Канешна.
— Братааан мооой, привееет! (…). Да нормально все. Щас скоро на ужин пойдем. Вы как? (…). Куда уехал? (…). Ах батяяя. Ну я еще разберусь с ним. Ты че творишь? (…). Хах, опять? Лизк, ты ими всю комнату заклеила! (…). Да ладно, ладно. (…). Я че? Да вот, лежу, не даю Булочке апельсинку. (…). Да не ржи ты. Булочка это вожатый, да. А апельсинка это наш ночной хавчик. (…). Да не знаю, просто Булочка. (…). Нуу, ниче, симпа… Стой, я на балкон уйду.
Дин усмехнулся. Я встала и вышла на балкон.
— Да, симпатичный. (…). Нет Лизка, мутить я с ним не собираюсь. Он повешается со мной. (…). Увидишь как-нить. Я, если что, сэлфи с ним сделаю и скину тебе. (…). Не, нормально общаемся. Он уже поржал над твоим «хули нам, пасанам», да. (…). Выше меня на голову. (…). Зеленые. (…). Брат есть. (…). Да он вообще классный. (…). В сраку иди, да. (…). А с батей я еще поговорю. Ладно, не скучай. Я тя люблю.
Я засунула телефон в карман шорт и пошла обратно в комнату.
Дин быстро запнул какую-то черную сумку под кровать.
— Что это там у тебя?
Я подошла к нему вплотную и задрала голову, смотря ему в глаза.
— Вещи.
— Точно? А то поди хавчик припрятал.
Дин рассмеялся.
— Нее, я понял, что от тебя нельзя хавчик прятать. Вещи там.
Я погрозила ему пальцем.
— Смоотри у меня. Так, все, Булочка, пошли, детей надо кормить.