Ладно. Все не в тишине. Можно слушать это как передачу “Диалоги о животных”, делая вид, что интересно. Можно подумать, мне это в новинку. Свет мой бывший Федечка обожал рассказывать обо всем подряд, и его тоже надо было слушать с открытым ртом, иначе — обижался и по несколько дней игнорил.
Правда, честно скажем, у Николая Дроздова голос-то поприятнее. И рассказывает он не таким нудным лекторским тоном, транслируя мысль “как можно этого не знать”.
Еще и скучно так — до зевоты. А зевать нельзя, Андрей же обидится!
Кто знал, что это не все испытания, что мне на сегодня жизнь приготовила. Не-ет, самый главный сюрприз поджидает меня у билетных касс, когда нам приходится встать в очередь. Оказывается, не одни мы хотим попасть в музей в льготные часы. Кроме нас тут толпа студентов и кучка старушек пенсионеров пришла посмотреть на сусликов.
И ведь как назло, крыльцо музея находится на самом солнцепеке. И на нас козырька не хватает. А я еще ко всему прочему и черное платье зачем-то сегодня напялила. Десять минут ожидания — и я превращаюсь в подобие печальных гвоздичек — еще жива, но уже почти разложилась. А Андрей еще и начинает припираться на кассе из-за скидки в десять процентов, ему, как постоянному покупателю. А я сама уже готова заплатить и за себя, и за него, чтобы наконец нырнуть туда, в хорошо кондиционированный музейный зал. И только здравый смысл меня от этого порыва удерживает. Нельзя так обижать мужчину. Нельзя! Но боже, как же жарко…
— О, Кексик, вот вы где! А я уж думал мавзолеем ошибся! — возмутительно бодрый раздается над моим ухом голос Бурцева. Я разворачиваюсь, умоляя про себя боженьку, чтоб это был мираж.
Увы, для миража этот гаденыш слишком плотный. Стоит себе в паре шагов от меня, мороженое в руках покачивает. Два рожка. Еще и моего любимого, фисташкового.
Господи, сегодня весь мир, что ли, против меня?
— Андре-е-ей…
В поисках спасения я торопливо оборачиваюсь к стоящему у кассы Тевтонцеву.
Ну, должен же он что-то сделать, да? Тут, между прочим, на мою честь покушается снова тот самый тип, из-за которого мне мозг выносили.
Самое вопиющее в этой ситуации — Тевтонцев, который полчаса назад сквозь зубы цедил “если это еще раз повторится”, не особенно торопится спасать мою честь. Он вообще ничего не торопится, он просто сусличьим столбиком замер у кассы, позабыв про всякие билеты. Сбледнул, болезный, потом контрастно покраснел, и после щедрого матюга стоящей за ним бабушки цапнул наконец билеты и закосолапил ко мне, не особенно излучая воинственность.
— Андрюха, как жизнь, — судя по всему, Бурцев за моим плечом оскалился в лучезарной улыбке, — а вы чего так быстро свалили, меня не подождали?
— Я… Мы… Опоздать не хотели!
Он блеет! Блеет! Вот так вот просто, как в гребаном шестом классе, все перед Бурцевым блеяли. Это… Это… Просто возмутительно.
— Кексик, подержи-ка, — вкрадчивым своим бесстыжим баритоном мурлычет мне на ухо Бурцев, и… Он гипнотизер, что ли? Как еще объяснить, что оба его рожка с мороженым вдруг оказываются у меня в руках?
И… Даже втюхать их ему обратно не получается! Он с видом радостного комивояжера цапает Тевтонцева за клешню обеими руками и трясет, трясет, трясет. А Андрей проявляет чудеса покраса, и от волшебного рукопожатия Бурцева синеет!
— Отпусти его! — возмущенно вскрикиваю я, когда догоняю, что Бурцев просто издевается — стискивает руку Андрея куда крепче, чем полагается для приветствия. И судя по всему — усиливает хватку.
— А что не так? — Тимур так искренне округляет глаза, что я даже на секунду сомневаюсь, что поняла верно. Но я-то этого гада знаю как никто! И наваждение слетает за секунду, после чего я стискиваю зубы покрепче и делаю маленький шажок вперед.
— Ладно, ладно, Кексик, я снова весь твой! — белозубо щерится наглая гадская морда и дает Андрею свободу.
Все-таки я была зверски права — за спиной у Бурцева Тевтонцев болезненно кривится и разминает руку.
— Забирай свою гадость! — раздраженно рычу, пытаясь впихнуть мороженое Бурцеву обратно. А еще лучше, так впихнуть, чтобы ему эти рожки прям в пижонскую рубашечку впечатались. Чтоб я красиво потом фыркнула через плечо, чтоб он прислал мне счет на химчистку.
— Но-но, — Бурцев с гибкостью заговоренного змея уклоняется от моей таранной атаки, — пятьдесят процентов этой гадости твои.
— Да вот еще! — возмущенно отнекиваюсь. — Еще не хватало мне из твоих рук травиться.