Больше торта под рукой у меня нет. А вот у Бурцева после выпуска мало того, что все старые дружки на короткой ноге по-прежнему, так еще и новые фанаты среди наших бывших одноклассников появились.
Да что там… Даже директриса всерьез вслух проговаривает, что вот этот вот на всю столицу известный Тимур Алексеевич Бурцев, рекламщик от бога и единственный пряморукий молодой режиссер на отечественном телевидении — наш выпускник.
И ведь работает же эта её рекламная кампания!
Хотя почему не работать-то? Успех обычно украшает даже самую непривлекательную личность. Даже меня бы он украсил. А Бурцев — этот смазливый паршивец с бессовестно голубыми глазами и светлыми лохмами — ему и в пятом классе все девчонки в классе валентинки писали. И с соседних подтягивались. В первый год, когда он к нам перевелся, даже я на валентинку решилась.
Боже, сколько ж теста я тогда убила ради одной, самой идеальной печеньки.
Всю кухню мамину уляпала во время готовки.
Оберточную бумагу у сестры с коробки конфет сперла чтобы завернуть эту самую печеньку с нашими инициалами.
Идиотка…
Не знала, что именно это привлечет внимание Бурцева ко мне. И на долгие годы я буду его любимой девочкой для битья. Точнее — любимой Плюшкой-Хрюшкой.
Бр-р-р…
Мне приходится даже встряхнуть головой, чтобы переключиться с этих пасмурных мыслей на что-то более радужное.
У меня, между прочим, почти свидание.
Свидание! Первое за те полтора года, что я выставила Самохина за дверь.
И я даже сама не знаю, почему не поставила тот же тиндер или не нашла какой-нибудь занюханный сайт знакомств…
Маринка, младшая моя сестрица, уже вызудела мне все уши, что мне нужен мужик, хотя бы “для здоровья”, а я…
А я-то знала, что “для здоровья” мужики полагаются только девочкам, которых легко на плечо закинуть. А когда ты в весовой категории “бегемотиха” — то для всего мира у тебя нет больших проблем, чем сколько пицц заказывать на ужин для того, чтобы заесть свой недотрах.
И вот надо же — мужик сам ко мне подошел! Пригласил куда-то! И не украдкой, а аж при всех. А это знаете ли!
— Юля-а-а!
Тевтонцев кличет меня не откуда-нибудь — с самого дальнего края школьной парковки.
Ну и чего они там бухтели про Опель? Вполне приличная Шкода. Ну, помыть не помешало бы, ну цвет — скучноватый “асфальт”, да и в отличии от стоящего по центру парковки мажористого бирюзового альфача — не натерт воском до слепящего блеска, но…
Ничего не знаю, зато мне тут дверку и открыли, и придержали, и даже креслице подвинули.
— Ты задержалась! — педантично роняет Тевтонцев, пристегиваясь. — Больше так не делай.
Диньк-диньк…
Кажется, где-то зазвонил тревожный колокольчик. Смутно я даже припомнила, что кто-то из Наташкиных знакомых с Тевтонцевым мутил, и видимо её скепсис на чем-то да обосновывался, но…
Я сглатываю это замешательство.
Сама Наташка — относится к категории ведьм. Сколько она при мне умяла эклеров “после шести”, “после восьми” и “ближе к полуночи” — не пересчитать. И ни один не отложился на её осиной талии даже лишним миллиметром. Потому её и не изгоняют из кружка фитоняш, бегуний и зожниц, которые даже после родов умудрились отбрехаться от лишних килограммов. Они могли капризничать. Они могли выбирать. А в моей весовой категории нос не морщат. Только виновато улыбаются и произносят вслух.
— Прости, Андрюша. Случайно вышло. Больше не повторится.
Не могу же я ему сказать, что скрывалась от шандарахнутого на всю голову Бурцева, который решил по приколу меня развести.
Хотя за попу прихватил он меня чувствительно, до сих пор кожа ноет.
Тевтонцев благодушно кивает, типа, на первый раз он меня прощает и наконец соблаговоляет выехать со школьного двора. И даже щелкает кнопкой на магнитоле. Чтобы грянуло на меня бесконечно бессмертное и заунывное:
“Я проснулся среди ночи и понял, что
…все идет по плану”
— Боже, у тебя что, отец в машине флешку оставил? — вырывается у меня отчаянное.
Андрей же отвечает мне неожиданно возмущенным взглядом.
— Это моя любимая группа, между прочим, — сообщает тоном оскорбленного в лучших чувствах, — у них очень серьезная музыка. А ты что, не любишь Гражданскую Оборону?
— Почему не люблю? Люблю! — мысленно выдаю себе титул “королева переобувания в полете”. — Просто думала, что их сейчас уже никто и не слушает. Много же современных групп. И на западе тоже…
— В наше время уже не умеют писать музыку, — категорично отрезает Тевтонцев, сурово сведя рыжие брови на лбу, — а на западе — там вообще кошмар. Там же сплошь геи и трансвеститы на сцене.