Наконец, пришёл Горбачёв и началась Перестройка. С каждым днём разрешали всё больше и больше. А люди, которые считали себя образованными, тут же начинали этим пользоваться.
Сложно сказать, почему беглый археолог вдруг оказался так популярен. Может, потому что впервые на митингах в нашем городе пустили к микрофону человека, который мог рассказать о чём-то кроме передовицы газеты «Правда»?
Во времена Древней Руси наша область была отдельным княжеством и даже вела дела с Ливонским орденом. Ян Иосифович знал всех его князей, союзы и битвы. И он обещал, что мы придём к миру, пониманию и счастью – как только подвесим за ноги коммунистическую сволочь!
В те времена многие пытались открыть бизнес. Кто-то торговал компьютерами, кто-то выступал на митингах. Некоторые из них становились первыми, ещё перестроечными миллионерами и демократическими политиками. Потом они начинали понимать, что денег и власти никогда не бывает достаточно. А ещё, что денег и власти на всех не хватит.
Но тогда, в конце восьмидесятых, деньги и власть казались бесконечными. Никто и не думал, что дойдёт до стрельбы. Конечно, в Карабахе уже дошло. Но все были уверены, что это дикая окраина, и мы туда просто никогда не попадём.
Оказалось, наоборот. Дикие окраины поползли всё глубже к сердцу страны, словно раковек метастазы. И когда советская власть отменила сама себя, то весь бывший Советский Союз стал одной большой и дикой окраиной. Новоявленные миллионеры и политики сменили калькулятора и микрофоны на верный пистолет или автомат Калашникова. И начали передел денег и власти более быстрыми способами.
Но Ян Иосифович продолжал выступать, уже с трибуны нашего областного совета. Он требовал суда над Лениным, в 1993 чуть-чуть не поехал штурмовать Белый Дом с гранатомётом, а ещё призывал к бдительности. Видимо, он считал себя настоящим европейским политиком. И в чём-то был прав. Ведь наша область – размером с Бельгию, только дикая.
Но эти подробности годились для биографических заметок. Самое главное о Самди вы узнавали, когда видели его вживую. И это зрелище Барсучонок запомнил отлично.
Сухой, как щепка, с лысым черепом и остановившимися глазами, Ян Иосифович монотонно вещал о бесконечных кознях коммунистов и недобитом КГБ.
– Он старый диссидент. Иногда заговаривается, – говорил отец, – Ему нужен хороший политтехнолог. Если поработать, за Самди могут пойти миллионы.
Виктор, напротив, считал, что Яну Иосифовичу политтехнолог не нужен. Всё равно Самди всё будет делать по-своему. Где это видано, чтобы вождь слушался специалистов по рекламе?
А по-настоящему Яну Иосифовичу нужен экзорцист. Хороший экзорцист, католический. Будет совсем замечательно, если из ордена иезуитов. Чтобы ни один демон не уцелел.
Другое дело, что, когда демоны покинут это тело, к политике оно будет уже непригодно. Останется оболочка. Сморщенный, забывчивый и больше никому не нужный старый археолог.
День прошёл весело. В нашей оккультной гимназии почти все дни весёлые. Но Диана легла на этот пёстрый фон яркой чёрной полоской.
На биологии Надежда Викторовна попыталась выяснить, до какой темы дошла Диана в прошлой школе.
Диана сказала, что из простейших организмов её интересуют только чума, холера, сибирская язва и ботулизм. А так ей ближе большие, настоящие животные. Например, медведь или волк.
– Кстати, вы знаете, что делать, если встретите медведя или волка в каких-нибудь диких местах? Это зависит, – Диана повернулась к классу, – от того, какое у вас с собой оружие…
Её выслушали с интересом.
На перемене вокруг Дианы как-то сам по себе образовался круг из пустых стульев. Барсучонок не выдержал и подсел.
– Мне проводить тебя сегодня? – спросил он.
– Я помню дорогу, – ответила Диана, – Но проводи. У меня есть вопросы.
В следующий раз Диана нарушила молчание, уже на пустыре.
– Здесь есть поблизости лес? – спросила Кель. – Мы вроде бы на окраине, но леса не видно. Похоже, я плохо понимаю этот город. Раньше я думала, что все города одинаковые.
Барсучонок задумался.
– Есть парки. Не такие, как этот, – Барсучонок кивнул на чахлые деревья и панораму завода, – а большие. В Любанке, например.