— Давай я помогу, — предложил он.
Кель посмотрела с подозрением. Потом протянула мальчику фотоаппарат. С таким лицом протягивают сапёру бомбу, которая уже начинает пищать.
Виктор взял камеру. Тот оказался намного легче пистолета. Раз — и достал плёнку, два — засветил, три — свернул, четыре — спрятал обратно.
Фотоаппараты тогда были плёночные.
— Всё. Твоей фотографии у него больше нет.
— Спасибо.
Фотоаппарат вернулся на место. Диана отступила на шаг, упёрла руки в боки и впервые задумалась.
— Я думаю, его можно отпустить, — предложил Барсучонок.
— А если он расскажет об этом в редакции?
— «Пятнадцатилетняя девочка избивает нашего корреспондента»… Знаешь, Диана, мне кажется, такой материал покажется бредом даже в «Тайнах и ужасах»!
— Ладно, в этом я тебе верю.
Кель отправилась на кухню, послышался шум воды. А Виктор смотрел на журналиста и пытался понять — почему сейчас, стоя над избитым телом, он не испытывает ни малейшего страха?
Диана вернулась без скалки и с огромной кружкой холодной воды.
— Отойди в комнату. Пусть думает, что я одна.
Девушка присела на корточки и брызнула журналисту в лицо.
Вьюн застонал и поднял веки.
— Рада была пообщаться с вами, — Диана изобразила улыбку, — Для меня это — большая честь. Давайте я помогу вам встать!
На лестничной клетке Вьюн уже смог двигаться сам. Перевёл дыхание и загрохотал вниз по лестнице, даже не оглядываясь.
Диана захлопнула дверь. Замок щёлкнул, словно пистолетный затвор.
Барсучонок шагнул из комнаты. Ноги дрожали, словно чашки в поезде. Диана развернулась.
Скалка осталась на кухне, в руке была только кружка. Но безоружной она не выглядела.
— Послушай, — сказал лаборант, — С компьютером я закончил. Если хочешь, можешь посмотреть… а потом я уйду. И обещаю, что больше не вернусь и никому не расскажу о том, что здесь видел.
— Ты чего?
— Я не хочу, чтобы меня так били.
Диана отшвырнула кружку. Кружка упала и покатилась — где-то далеко-далеко, на самом краю вселенной.
— Я клянусь тебе, — заговорила Кель, глядя прямо в глаза и с поднятой правой рукой, — что никогда и ни при каких обстоятельствах, исключая те случаи, когда это будет необходимо для спасения твоей жизни, я не причиню тебе физическую боль. Если я нарушу эту клятву — можешь меня убить.
— Знаешь, Диана… мне кажется, это не так-то просто сделать.
— Не важно! С сегодняшнего дня — ты мой друг. Я друзей не бросаю.
И они пожали друг другу руки.
…Вот так и получилось, что лаборант Виктор Барсучонок влип окончательно.
5. Дьявольский Ламборджини
Родители Барсучонка преподавали в нашем университете. И он на собственной барсучьей шкуре убедился, что родители-учителя — это не просто факт биографии, а почти диагноз.
Люди они были неплохие. Любили единственного сына и, как могли, давали ему то, что он просил. К счастью, просил Барсучонок немного. А ещё они любили французов, коллег, и демократию.
Ненавидели они губернатора Адамковского. Барсучонок слышал о нём, кажется, с момента рождения. А может быть и с момента зачатья.
И тут скрывалась тайна.
Виктору казалось, что губернатор был всегда. И что он правил областью ещё с тех времён, когда большой страной правили Горбачёв, Черненко и другие люди со смутно знакомыми фамилиями. И будет продолжать править несколько столетий, как библейские патриархи.
Но совсем недавно выяснилось, что Адамковский стал губернатором всего лишь пять лет назад. Это никак не тянуло на древность. В том году Виктор он уже ходил в четвёртый класс. Но он был почему-то уверен, что родители уже тогда ругали губернатора на чём свет стоит. В чём же дело? Может, они ругали всех губернаторов, по очереди?
Видимо, тут была замешана какая-то пространственно-временная аномалия.
Утром, за завтраком, он видел, что Адамковский опять выступает по телевизору. Даже в пиджаке и с галстуком губернатор всё равно был похожа на типичного дачника, который едет в пригородном автобусе с граблями и пакетом рассады.
Он, как всегда, собирался чего-то не допустить.
— Удивительный человек. Коммунистов с регионалами помирил, — заметил отец.
— Это где? В нашем областном совете? — Барсучонок попытался изобразить осведомлённость. Он точно помнил, что давно, ещё в детстве кто-то из регионалов очень громко ругал губернатора.