Во времена Древней Руси наша область была отдельным княжеством и даже вела дела с Ливонским орденом. Ян Иосифович знал всех его князей, союзы и битвы. И он обещал, что мы придём к миру, пониманию и счастью — как только подвесим за ноги коммунистическую сволочь!
В те времена многие пытались открыть бизнес. Кто-то торговал компьютерами, кто-то выступал на митингах. Некоторые из них становились первыми, ещё перестроечными миллионерами и демократическими политиками. Потом они начинали понимать, что денег и власти никогда не бывает достаточно. А ещё, что денег и власти на всех не хватит.
Но тогда, в конце восьмидесятых, деньги и власть казались бесконечными. Никто и не думал, что дойдёт до стрельбы. Конечно, в Карабахе уже дошло. Но все были уверены, что это дикая окраина, и мы туда просто никогда не попадём.
Оказалось, наоборот. Дикие окраины поползли всё глубже к сердцу страны, словно раковык метастазы. И когда советская власть отменила сама себя, то весь бывший Советский Союз стал одной больший и дикой окраиной. Новоявленные миллионеры и политика меняли калькулятора и микрофоны на верный пистолет или автомат Калашникова. И начинали передел денег и власти более быстрыми способами.
Но Ян Иосифович продолжал выступать, уже с трибуны нашего областного совета. Он требовал суда над Ленином, в 1993 чуть-чуть не поехал штурмовать Белый Дом с гранатомётом, а ещё призывал к бдительности. Видимо, он считал себя настоящим европейским политиком. И в чём-то был прав. Ведь наша область — размером с Бельгию, только дикая.
Но эти подробности годились для биографических заметок. Самое главное о Самди вы узнавали, когда видели его вживую. И вот их Барсучонок отлично запомнил.
Сухой, как щепка, с лысым черепом и остановившимися глазами, Ян Иосифович монотонно вещал о бесконечных кознях коммунистов и недобитом КГБ.
— Он старый диссидент. Иногда заговаривается, — говорил отец, — Ему нужен хороший политтехнолог. Если поработать, за Самди могут пойти миллионы.
Виктор, напротив, считал, что Яну Иосифовичу политтехнолог не нужен. Всё равно Самди всё будет делать по-своему. Где это видано, чтобы вождь слушался специалистов по рекламе?
А по-настоящему Яну Иосифовичу нужен экзорцист. Хороший экзорцист, католический. Будет совсем замечательно, если из ордена иезуитов. Чтобы ни один демон не уцелел.
Другое дело, что, когда демоны покинут это тело, к политике оно будет уже непригодно. Останется оболочка. Сморщенный, забывчивый и больше никому не нужный старый археолог.
День прошёл весело. В нашей гимназии почти все дни весёлые, но Кель легла на этот пёстрый фон яркой чёрной полоской.
На биологии Надежда Викторовна попыталась выяснить, до какой темы дошла Диана в прошлой школе.
Диана сказала, что из простейших организмов её интересуют только чума, холера, сибирская язва и ботулизм. А так ей ближе большие, настоящие животные. Например, медведь или волк.
— Кстати, вы знаете, что делать, если встретите медведя или волка в каких-нибудь диких местах? Это зависит, — Диана повернулась к классу, — от того, какое у вас с собой оружие…
Её выслушали с интересом.
На перемене вокруг Дианы как-то сам по себе образовался круг из пустых стульев. Барсучонок не выдержал и подсел.
— Мне проводить тебя сегодня? — спросил он.
— Я помню дорогу, — ответила Диана, — но проводи. У меня есть вопросы.
Диана нарушила молчание, когда они были уже на пустыре.
— Здесь есть поблизости лес? — спросила Кель. — Я только теперь понимаю, как плохо понимаю этот город. Раньше я думала, что все города одинаковые.
Барсучонок задумался.
— Есть парки. Не такие, как этот, — Барсучонок кивнул на чахлые деревья и панораму завода, — а большие. В Любанке, например.
— А там стрелять можно?
— Ты хочешь кого-то застрелить?
— Мне нужно поохотиться.
Барсучонок снова задумался. Он всю жизнь жил в городе и с трудом представлял, сохранились ли в нашей области дикие звери. Наверное, сохранились. У нас тут порядочная глушь.
Он попытался представить, где в окрестностях города может скрываться лес, полный диких зверей. Вот Казанский проспект, мы проезжаем последний микрорайон с новенькими многоэтажками морковного цвета. Дальше горы песка, пруды, какие-нибудь гаражи. Знак сообщает, что город закончился.
А дальше? Трасса идёт на Белоруссию. Вдоль неё — лесополоса. За деревьями виднеются бывшие колхозные поля. За последние годы они поросли непролазным бурьяном с пахучими розовыми цветочками.