Да и сам Андрей Данилович казался элементом интерьера. Костлявый, уже лысеющий и близорукий, он сидел в углу и перебирал бумаги в какой-то синей папке.
«Интересно, — подумал Барсучонок, — из лаборантов меня тоже выгонят?»
— Подойди и садись сюда, поближе, — произнёс директор, не отрываясь от бумаг.
Барсучонок подчинился.
Усевшись, он заметил, что на столе у директора лежат какие-то расписания и справки, а сверху, чтобы не разлетались, их накрыли листом прозрачного пластика. Причём тот край пластика, что был к ближе к Барсучонку, немного топорщился. Лаборант придавил его рукой и решил встретить свою участь стоически.
— Хорошо, что ты один пришёл, — директор отодвинулся и посмотрел на него, словно оценивая, — Так проще будет. Сейчас отвечай честно. Потому что вопрос непростой, очень непростой. От него зависит очень многое.
…И тут послышался треск.
Барсучонок дёрнулся и оглянулся на дверь. Дверь была на месте.
А вот по пластику на столе проползла длинная, от края до края, трещина. Как будто кто-то взял и перечеркнул всё — и справки, и документы.
Барсучонок сидел ни жив, ни мёртв. Казалось, пол сейчас распахнется, и он полетит вместе с креслом прямиком в ад.
Директор, однако, только поднял бровь.
— Надо же, какая энергетика… — он провёл пальцем по трещине, словно оценивая её мощь, — Слушай, ты ничего такого в последнее время не делал? Ни в какие места не ходил? Церкви там, монастыри, заброшенные кладбища.
— Нет… Только дома, за компьютерам.
— Очень, очень сильная энергетика… Знаешь, и не ходи лучше. Могут быть проблемы… Сейчас сам знаешь, что творится — купола искрят, мёртвые встают, а живые пропадают. Да уж… Ну ладно, с этим потом. Сначала надо разобраться с первым слоем… Так, вот, послушай — у меня к тебе вопрос…
Барсучонок сжал под столом кулаки.
— У вас в классе новая девочка, Диана Кель, — говорил директор, -. Мне сказали, что ты с ней дружишь. Так вот — расскажи мне, пожалуйста, что она за человек.
Страх исчез. Так пропадает синий цветок газа, когда выключаешь плиту.
— Я о ней почти ничего не знаю, — начал Барсучонок, — Увидел сегодня, когда шёл на первый урок. Мы поговорили немного, совсем чуть-чуть….
— …но почти подружились, — ответил директор. Он явно думал какие-то свои мысли, — А раньше ты её нигде не видел?
— Нет. Где я её мог видеть?
— Например, во сне.
Виктор задумался.
— Нет. Не помню!
— Очень странно, очень-очень странно.
— А что случилось-то?
Глаза директора впились в лицо Барсучонка. Взгляд был такой, как будто Андрей Данилович собирался прочитать там разгадку.
…Да, не все вопросы бывают удачными.
— Эта Кель, — директор говорил очень медленно, — только что сорвала урок физкультуры. И так, как его ещё никто не срывал за все двадцать лет моей педагогической практики!
— Она что, подралась с кем-то?
— Если бы подралась…
Сама Диана даже и не думала делать что-то плохое. Как и все, она зашла в раздевалку, выбрала себе шкафчик, поставила туда портфель, положила на скамейку мешок с формой. Потом сняла пиджак и повесила его на крючок.
Тут-то все и обомлели.
Под пиджаком, поверх белого свитера, — новенькая перевязь с кобурой весёленького оливкового цвета. Из кобуры торчала серебристая рукоятка, а рядом, в гнёздах, лежали две дополнительные обоймы. И ещё три гранаты, — на тот случай, если противник под парту спрячется.
В раздевалке сразу стало тихо. Будто огромная тяжёлая волна молчания хлынула в комнату и затопила её до самого потолка.
Первой захихикала Чиквина. Потом ещё кто-то. Бухнулся на пол чей-то кроссовок. Заскрипели половицы — Карпинская отступала к выходу, а Болтунович — к окну.
— С ней всё хорошо? — спросил на этом месте Барсучонок.
— Да, в этот раз обошлось без жертв. И, если на то пошло — откуда этот вопрос? Ты о ней беспокоишься?
— Как не беспокоиться о человеке, который перед тобой в классном журнале стоит?
— А, понятно.
Диана обернулась.
— Почему все смеются?
Смех стих. И даже Болтунович замерла на одной ноге, как окаменевшая балерина.
— Как скажете, — Кель развернулась обратно, сняла перевязь и тоже повесила в шкафчик.