— Я просто следовала вместе с их отрядом в Стальгорн, — сказала молодая эльфийка, мельком взглянув на меня и тут же, поспешно отвернулась. — Кель-Талас же не хочет иметь ни с кем дел, кроме наших сородичей в Даларане? Если бы Малдор не собрался в Стальгорн по каким-то делам, подходящий шанс мог мне никогда не представиться! Отец бы не отпустил меня никуда одну.
— Что же, понятно, — Карадин продолжал тянуть слова из эльфийки, словно щипцами. — Значит, ты узрела какое-то видение, которое зачем-то влекло тебя к Стальгорну. Опиши его нам, пожалуйста.
— Я видела, — голос эльфийки задрожал. — Как в наш священный Солнечный колодец проникает скверна и грязь. Словно трупный яд, от которого магия колодца начинает нас отравлять. Делает из нас нежить вместо того, чтобы питать и даровать нам бессмертие. В водах колодца плавают мертвецы.
Я вздрогнул, стоило только ей начать говорить. У меня было послезнание, и я лучше любого другого знал — как она рассказывает, так всё и случится. Выходит, маска троллей показала ей будущее, без всяких шуток?
— Что ты видела ещё? — вмешался я, заставив эльфийку на меня оглянуться. Она сглотнула, пытаясь восстановить душевное равновение, я видел бьющуюся на её шее, мелкую жилку.
— У меня было видение, связанное со Стальгорном, — она опустила голову. — Белый снег над хребтами гор, дует промозглый, ледяной ветер. Над вратами Стальгорна, я сразу узнала их по картинкам, восходит второе солнце. Синее солнце, что как ореол, сияет вокруг высокого эльфа.
— Какого эльфа? — заинтересованно уточнил Карадин, бросив на меня мимолётный взгляд.
— Вот его, — беспомощно указала на меня пальчиком Лиадрин. — Мэвниара.
Лагерь у места посадки, ночь
«Вот и выяснилось, каким образом Лиадрин просочилась на дирижабль и оставалась незамеченной столько времени» — подумалось мне, когда я краем глаза заметил эльфийку прямо у себя за спиной.
Ее магический плащ переливался, а стройный женский силуэт постепенно проявлялся сквозь него, как сквозь невидимую вуаль. Над лагерем постепенно опускалась ночь, и в небе, словно по волшебству, зажигались мириады звёзд. Свет от костров, мерцающих, словно светлячки на траве, сливался с серебристым сиянием лунного света. Ночью все эльфы прекрасны.
Кончики её заострённых ушей стояли торчком, серебристый лунный свет скользил по гладкой коже её лица и отражался от рубиновых волос. Глаза эльфийки неотрывно следили за моим затылком, кажется, она даже не дышала. Её стройное тело было закрыто одной лишь тонкой сорочкой, чуть ниже открытых гладких коленок я видел мягкие кожаные сапожки. Сейчас они были даже не зашнурованы…
«Кажется, можно выдыхать — убивать меня сегодня не будут» — подумал я. Эльфийка бы точно зашнуровала сапожки, если бы собиралась подкрасться ко мне в ночи и убить. Тонкая сорочка, сквозь которую в лунном свете проступали очертания красивого женского тела, тоже мало способствовала скрытному убийству. С такой фигурой можно кого-нибудь убить, просто неотрывно глядя в глаза.
— Ты правда чернокнижник? — увидев, как у меня непроизвольно колыхнулось заострённое ухо, эльфийка задала давно животрепещущий вопрос.
— Нет, — вздохнул я, не оборачиваясь.
— Точно?
— Спроси Среброкинса.
— Сребр… почему гоблина-то? Он мне наврёт!
— В том-то и суть. Когда он врёт, у него губы шевелятся. Он тебе обязательно скажет на мой счёт какую-то гадость, и ты узнаешь обо мне много хорошего.
— Звучит ненадёжно, — озабоченно сказала эльфийка. — Что, если он вдруг скажет правду?
— Этого не может быть, Лиадрин. Тебе не спится, похоже?
Пока я пытался уснуть, меня бил непрерывный озноб. Кончики пальцев ног и рук не могли согреться. Внезапно я вздрогнул, как от укола по всему телу. Внутри меня открылась оскалённая пасть, жадно поглотившая магию, тлеющую в моём теле. Тут же зев пустоты закрылся, оставив меня трепетать, как осиновый лист на ветру. Странно, но я почувствовал облегчение, лёгкость в теле.
Дремлющий внутри моей души зверь чувствовался, как некая данность. Всепожирающий голод — это я сам. Моё тело нуждается в магии Искривлённой пустоты так же, как плоть просит утолить её голод пищей, а жажду — влагой. Шаман троллей ошибся лишь в одном: моя изменённая кровь не запасает ману Искривлённой пустоты — она с чудовищными потерями обращает простую ману в ту, которая заменяет мне воздух. Если и запасает, то я уже давно её поглотил и требовал себе ещё.