— Как только вы терпите этих Зу? — Собака недоуменно уставилась на коня, которого сегодня на базар не взяли, дав ему денек отдохнуть.
— А что поделаешь, Вахур? Приходится терпеть, — Копытко сердито отмахивался хвостом от назойливых бестий. — Сама видишь: оба мы на привязи, и я, и Му.
Корова тоже не переставая била себя хвостом по бокам, а иной раз, не выдержав, поворачивала голову, пытаясь отогнать мучительниц рогами.
— Еще недолго нам осталось терпеть, я чую по запаху. Как только Большое Светило скроется, сюда потянет прохладой с лугов и запахом сохнущей картофельной ботвы. Тогда племя Зу угомонится, и мы вздохнем спокойно. Мух тоже понять можно, надо ведь им чем-то кормиться.
— Твоей выдержке, Му, можно только позавидовать, — конь пренебрежительно стукнул копытом. — Ты у нас отличаешься терпеливостью, а Вахур — своей глупостью. Сразу видно, что у вас нет родословного дерева.
— А что это за дерево такое? — собака озадаченно поскребла лапой за ухом.
— Вот в нашей семье оно есть, мне мать говорила, — Копытко вильнул хвостом, уклоняясь от прямого ответа.
— Выходит, у кого оно есть, дерево это самое, тот обязательно должен быть умным и нетерпеливым?
— Ну, что с дураком разговаривать! Тебе этого не понять, Вахур. Вот Му все понимает.
— Где уж мне… — корова негромко тряхнула цепью. — Я в этих делах и подавно ничего не смыслю.
— Тогда придется порасспросить Мишку. — Невыспавшаяся и сердитая собака непрестанно охотилась за мухами, вымещая на них свое дурное настроение. — Спрошу у Мишки, помнится, он говорил как-то, будто мать наплела тебе разных былей и небылиц… а там кто знает, может, и вправду у вас в роду все было не так, как у других…
Копытко больше не поворачивал головы в сторону Вахур и, оскорбленный, стоял не шелохнувшись, хотя мухи грызли его нещадно.
— Вот когда у меня народится теленочек, — размечталась вслух корова, — я тоже буду ему рассказывать про все хорошее… про свежий клевер и про широкий луг…
— Не забудь рассказать про родословное дерево! — не удержалась и съязвила Вахур, на всякий случай отойдя от коня подальше.
— Чего не знаю, про то говорить не стану, — Му отличалась не только долготерпением, но и непоколебимой честностью. — А вот о клевере расскажу обязательно.
Копытко разразился таким оглушительным ржанием, что по углам хлева испуганно затрепетала паутина.
— Да, голос у тебя похож на Мишкин, — собака оскалила зубы в ухмылке, — вот только сила не та. Видно, не зря говорил Мишка, будто вы с ним родственники… — И она направилась к выходу, чувствуя, что нажила смертельного врага. Задержавшись на миг в дверях хлева, она еще раз подумала, что теперь к Копытке лучше близко и не подходить. После этого собака оттрепала утку, которая пыталась склевать объедки из ее плошки, загнала на чердак кошку и сердито облаяла ни в чем не повинную повозку, мирно ползущую по дороге.
Вот какими неприятностями может обернуться дело, когда собаке не дают выспаться всласть!
Вахур только было выскочила во двор, ища, на ком бы еще сорвать зло, как из сада с лопатой на плече появился Янош Смородина — потный, усталый, но умиротворенный. Когда работа спорится, невольно забываешь о натруженных руках, ногах, пояснице.
— И чего тебе, Жучка, неймется? — хозяин ласково погладил собаку.
Все недовольство Вахур вмиг улетучилось. Она блаженно завиляла хвостом, разметая пыль, потом, от наслаждения позабыв обо всем на свете, села у ног хозяина; по всему ее телу разливалась волна любви и блаженства. Собака так и осталась сидеть на месте, пока Янош Смородина под навесом громыхал инструментом, убирая лопату на место.
«Взбесилась я, что ли? — думала Вахур. — Не иначе как взбесилась. Копытко с сегодняшнего дня мой враг навеки, утка Таш, наверное, и уворовать ничего не успела, а я покусала ее, и Мяу теперь в отместку станет таскать еду из моей плошки».
Покачав головой, она направилась к гумну и улеглась возле стога сена.
Тут загремела двуколка: Мишка и Берти возвратились домой из города; их встретила удрученная собака. Берти, насвистывая, распрягал Мишку и даже мурлыкал себе под нос какую-то песенку, а это служило верным признаком того, что торговля шла удачно и выручку обмыли стаканчиком вина; затем Берти положил в ясли Мишке три отменных початка кукурузы, которые они сообща прихватили дорогой с чужого поля.