— Эта Вахур не такая, как другие.
Грач слушал, не переставая удивляться.
— Мои собратья решат, что я наглотался дурных ягод, — от них начинаешь говорить не то, что хочешь. Но я-то верю тебе, Длинноногий; так многое изменилось в этом мире с тех пор, как я впервые поднялся в воздух! Я верю тебе, но стая наша так и переполошится от удивления.
Вахур дружелюбно колотила хвостом по земле.
— Мудрый Торо, скоро кругом все станет бело?
— Мы предупредим вас, когда этого ожидать, — прокаркал грач и взмыл ввысь. Синим отливом блеснули перья, всего один-два взмаха крыльями, и он скрылся за деревьями.
— Этот старый грач все высмотрел тут, — кивнул головой Мишка. — У него даже мне есть чему поучиться. Теперь он расскажет стае обо всем, что видел, и к тому времени, как Большое Светило опять покажется здесь, ничего другого и слышно не будет, только карканье Торо. — Тут Мишка вдруг навострил уши. — Тебе ничего не чудится, Вахур?
У собаки уши тоже встали торчком.
— Копытко возвращается. Побегу навстречу… — и она умчалась прочь.
— Пожалуй, и я тоже пойду, — сказал Мишка.
Келе же вернулся на свое место в сарай, о чем можно только пожалеть, потому что аист лишился возможности увидеть несколько весьма занятных сцен.
Повозка тарахтела еще где-то далеко на дороге, но Вахур уже виляла хвостом в воротах, Мишка же занял позицию на том месте, где обычно останавливалась тележка, свернув во двор. Смородина сегодня быстро управился с делами — впрочем, и товара он с собою брал немного, — потому-то и возвратился домой раньше обычного.
Вахур встретила Смородину и Копытка приветственным лаем, а конь, завидев Мишку, горделивой, рысцой вбежал во двор. В этот момент и Берти вышел из кухни…
— Отойди с дороги, Мишка!
Мишка стоял как вкопанный и печальными глазами смотрел на Берти, Смородине пришлось натянуть поводья, и парадный аллюр был испорчен вконец. Глаза Копытка метали молнии.
— В лепешку раздавлю эту мерзкую тварь!.. — конь рванул поводья.
Мишка пропустил оскорбление мимо ушей, и когда повозка остановилась, он, прихрамывая, сделал несколько шагов в сторонку. Похоже, будто каждое его движение сопровождалось нестерпимой болью.
— Что это с ним стряслось? — удивился Смородина.
— Мне уже вчера показалось, что ему больно ступать, — сказал Берти, направляясь к ослику. — Дай-ка ногу, Мишка.
Ослик, явно терзаемый болью, попятился, как бы говоря:
— Нет-нет, не трогайте меня.
— Да не бойся, не обижу я тебя, — и Берти, приподняв Мишкину ногу, принялся осторожно ощупывать ее. Как только он добрался до бабки, Мишка встревоженно вскинул голову, как бы давая понять, что это и есть больное место.
— Горит огнем, — утвердительно кивнул Берти, — не иначе как растяжение. Ну что ж, товару у нас сейчас немного, справится Копытко и в одиночку.
Мишка, заслышав знакомое имя, словно он только этого и дожидался, с довольным видом, но сильно прихрамывая, направился в сарай. Однако в дверях сарая он задержался на мгновение и обернулся к Берти с такой тоской во взгляде, словно говоря:
— Эх, Берти, Берти… разве это жизнь?
В сарае ослик тотчас улегся подле копны сена и принялся ждать. А, как известно, Мишка попусту ждать не привык. И что бы вы думали? Через несколько минут перед ним уже стоял Берти с угощением; Мишка, кряхтя и постанывая, принял ломоть хлеба, круто посыпанного солью, и с любопытством наблюдал, как Берти бережно обертывал мокрой тряпкой его больную ногу.
— Не расстраивайся, Мишка, заживет! Полежишь денек-другой, и все как рукой снимет… — и Берти вышел из сарая.
Мишка с полнейшим удовлетворением отметил про себя слово «полежишь», поскольку значение его ослику было понятно.
— Видал, какие дела? — радостно кивнул он аисту.
Как только Копытка отвели на конюшню, Вахур опрометью примчалась к Мишке.
— Что, у тебя нога разболелась?
Мишка многозначительно моргнул.
— Ну, что тебе попусту объяснять, Вахур? Вам с Келе этого не понять. Даже мудрый Торо, и тот не разобрался бы.
— Я и вправду не понимаю, — зевнул аист. — Или болит, или нет — по-моему, так.
— А вот и не так! Если я захочу — болит, а не захочу — то не болит.
Собака и аист в недоумении уставились друг на друга.
— Я же говорю, вам этого не понять! Когда человек на меня смотрит — нога болит, когда не смотрит — не болит. Вот и вся премудрость! Со временем, может, и вы ее постигнете.
На второй день на базар отправился Копытко, и на третий, и на четвертый тоже… Погода стояла ясная, солнечная, и друзья, как правило, выходили погреться на солнышке у сарая.