Смородина не торгуясь выложил на стол сполна всю цену, какую хозяин запросил за товар. Но зато и шапка оказалась мягкой как бархат, теплой будто печка и островерхой, что церковная башня. Берти залихватски сдвинул ее на затылок, а старую, облезлую свою шапчонку бросил в сани к сношенным сапогам Смородины.
— Коли хотите, дядя Янош, можем и в обратный путь трогаться.
— Как скажешь, сынок…
Сани летели стрелой. Копытко, будто почуяв настроение седоков, одну за другой обгонял повозки, разъезжающиеся с базара по домам. В такие моменты Берти и Смородина с серьезным видом устремляли взгляд вперед, словно никого вокруг и не замечали, но, обогнав повозку, улыбались, довольные. Под конец уж и обгонять некого стало.
— Не закурить ли нам, Берти… — Смородина извлек из кармана две сигары.
Денек выдался чудесный — под стать их настроению. Смородина, любуясь новыми сапогами, поставил ноги на перекладину саней, на голове у Берти отливала шелковистым ворсом новая меховая шапка, и тополя наклонились вперед, словно и они хотели разглядеть обновки. Сани точно и не по снегу скользили, а плыли, будто лодка, и казалось, что за снежными полями, где-то у горизонта поджидали людей дни, полные радостей.
— Ну, Берти, коли уж мы с тобой раз в кои-то веки загулять решили, заводи песню, да такую, чтоб за душу брала…
Первой насторожила уши Вахур, а там и Агнеш прислушалась и выглянула в окно, стараясь разглядеть, что там, на обсаженной тополями дороге. Обед она стряпать кончила, и можно было бы и отправляться домой, а только ну как оставят ее отобедать, — подумалось ей, — и компания приятная, и свои харчи целы останутся. И Агнеш решила обождать. Время от времени она приоткрывала дверь, прислушиваясь, не звенит ли колокольчик саней. Но звон колокольца она услышала лишь потом, а сперва донеслось разухабистое пение.
«Ночка лунная светла,
Фиалка в поле расцвела,
А за нею лютик тянется…» — самозабвенно выводил Берти.
— Видать, выпили! — понимающе блеснули глаза Агнеш, и она тут же шлепнула на сковороду два здоровенных куска колбасы. В будний день такое роскошество было никак не допустимо, но Агнеш хорошо изучила повадки мужчин.
— Ясное дело, подвыпили! Ишь, как поют-заливаются…
Теперь уже ясно слышалось бренчание колокольчика,
Вахур залилась веселым лаем, а Копытко — точно и не было позади пробежки до города и обратно — великолепным резвым аллюром завернул во двор.
Мужчины, завидев Агнеш, молодцевато выпрямились, а женщина улыбнулась им приветливо.
— Вот мы и прибыли, — Смородина приветственно махнул зажатой в пальцах сигарой. — Что у нас на обед, Агнешка?
Агнеш тотчас заметила и новые сапоги, и высоченную шапку на голове у Берти.
— Не беспокойтесь, знаю я, какой обед полагается после удачной покупки! Каковы обновки, таков и обед. Небось не каждый день этакий праздник выпадает…
— Душевные речи и слушать приятно!
Янош Смородина, добравшись до кухни, плюхнулся на стул, а Берти повел Копытка в хлев.
От жареной колбасы исходил аппетитнейший дух; Агнеш терла на терке хрен, а Смородина знай себе сидел и улыбался. Время от времени он шевелил пальцами, проверяя, не жмут ли новые сапоги. Однако мозолям, неизменно чутким к перемене погоды, в новой обувке было покойно.
Берти пришлось пригнуться у притолоки, чтобы не слетела с головы высоченная шапка, и некоторое время он еще покрасовался в ней и на кухне.
— Так я подаю на стол, — сказала Агнеш и подумала, что мужчины, если и выпили, то, должно быть, немного, потому что, как вошли в кухню, тихие стали, не видно, что в них палинка шумит. А хоть бы и выпили, так на свое пьют, потом заработанное; к ней, Агнеш, они добры, и она себя чувствует тут как дома.
— Накладывайте себе, Агнеш, не стесняйтесь, вы тут своя!
Эти слова произнес Берти, и рука Агнеш скользнула к его руке, но взгляд ее был устремлен на Яноша Смородину.
— До чего ж вы оба добрые да хорошие!
Копытко упругим шагом прошествовал на свое место и, когда за Берти закрылась дверь, огляделся вокруг.
— Вот мы и вернулись. По дороге и в городе все смотрели на нас… Торо, я видел твоих сородичей, но даже знака не мог им подать, потому что Берти сегодня был какой-то шумливый. Цитер, синица, что-то прокричала мне, но я не совсем разобрал. Вроде бы беда приключилась с Карак.
Тут из своего уголка высунулся филин и щелкнул клювом на свой привычный лад.