— Карак пришел конец, — вмешался он, — я был там и видел собственными глазами. Человек…
— Капкан? — озабоченно моргнул Торо.
— Нет, там было что-то другое. Карак сказала, вроде бы она съела что-то такое вместе с мясом козленка.
— Какого еще козленка? — повернулся к нему Мишка, который решил было хранить гордое молчание, но любопытство взяло верх.
— Детеныша косули. Он погиб от мороза, и Карак обгладывала его.
— Тогда человек тут ни при чем, — решительно взмахнул хвостом Мишка.
— Очень даже при чем, — стоял на своем филин. — Я сам видел.
— Странно, как это ты ухитряешься все видеть…
— Хочешь верь, хочешь — не верь, но я действительно видел. Человек сделал надрез в боку у козленка и насыпал внутрь какого-то белого порошка… Если бы Карак попалась мне по пути, я предупредил бы ее. Но мы не встретились, и потом, когда я туда прилетел, Карак уже корчилась в предсмертных судорогах.
— Выходит, все-таки человек тут замешан, — после долгого молчания просопел Мишка, обдумав хорошенько все услышанное. — Никак не поймешь, что у человека на уме. С другой стороны, и Карак могла бы поостеречься.
— Туда ей и дорога, — сердито распушил перья Келе. — Кто не умеет о себе заботиться, таких и жалеть нечего.
— Верно сказано, — склонил голову филин. — Чирик тоже не остерегалась и угодила мне в когти, зато я сейчас сыт. А Карак ведь славилась своим тонким чутьем, ей бы надо было только принюхаться хорошенько; но она забыла об осторожности, вот за то и поплатилась жизнью.
— Нечего ее жалеть, — грач стукнул клювом по крышке ларя. — Я раз видел: Карак набила брюхо так, что и дышать едва могла, а все-таки ходила по лугу и подбирала птичьи яйца. Жаворонки уж как ее умоляли, да напрасно. Яйца поедать — вообще примета плохая: говорят, кто яйцами кормится, не доживет до следующего гнездования. Выходит, правда.
Во время этого разговора в хлеву появилась Вахур. Она опять переела лишку, ее одолевал сон, но она не удержалась, чтобы не вмешаться в общую беседу.
— Воровка жалкая, — вот кто была эта Карак! — возмущенно вильнула хвостом собака. — Даже отсюда, со двора, как-то раз унесла одного гуся. Посмела обокрасть самого человека — вот и поплатилась теперь за это!
— Что же, козленок тоже принадлежал человеку? — продолжал недоумевать Келе.
— Выходит, что так.
— Значит, всё принадлежит человеку?
— Конечно, всё.
Глаза аиста стали холодными, как свежий ледок. Он вспомнил о своих отрастающих крыльях…
— Вольные звери и птицы — нет! — решительно тряхнул он головой.
— Вольные звери и птицы — нет! — грач негромко, но уверенно стукнул клювом по крышке ларя.
— Вольные звери и птицы — нет! — распушил перья филин.
— Но кормитесь-то вы тем, что вам дает человек! — стукнул ногой Копытко.
— Мы сейчас не на воле, — взглядом ответил коню Келе. — А вот Ух — вольная птица, и человек ничего не может с ним поделать.
— Человек может убить его.
— Если сумеет! — встопорщился филин. — Но где ему со мной справиться! Только захоти я, и мог бы жить здесь
сколько вздумается, и человек никогда бы не обнаружил меня. Человек, конечно, многое умеет, но далеко не все. Я видел, как человек мучился перед концом точно так же, как Карак, и не мог помочь самому себе, и другие люди тоже не могли ему помочь.
— Наболтали вы тут много, — запрядал ушами Мишка.
— А правда в том, что у вольных зверей и птиц свой Закон жизни, и Закон этот касается только их, а у человека — свой, и распространяется его Закон и на нас. Но кто такие вольные звери и почему они вольные? Те, кого человек не может использовать, то есть бесполезные…
— Не понимаю, что ты этим хочешь сказать, — заморгал глазами Ух, — но я очень доволен, что бесполезен.
— И я!
— И я тоже! — подхватили Келе и Торо. Вахур не зная, что возразить, молчала, Копытко задремал, пригревшись в уютном полумраке хлева. Только Му, вопреки обыкновению, вела себя беспокойно. Она то ложилась, то снова вставала, время от времени оборачивалась назад, будто ждала чего-то, и вдруг негромко замычала, сразу положив конец всем пререканиям и спорам обитателей хлева.
— Время мое приспело. Больно, ох, как мне больно! — как бы жалуясь сказала она. — Ну, да уж ничего не поделаешь: детеныш мой готовится к появлению на свет…
Все умолкли. Келе застыл как вкопанный, филин забился в свой угол, Вахур, ни слова не говоря, вышла во двор, а Мишка отодвинулся от коровы как можно дальше.
— Не пойму, к чему вся эта затея, если тебе так больно, — раздраженно махнул он хвостом, недовольный, что теперь не удастся спокойно соснуть.