Вахур вскочила на ноги.
— Мишка, Берти тебя зовет.
— А я не слышу! — хвостом отмахнулся ослик.
— Зато я слышу.
— И я тоже, — кивнул Келе.
— А я не слышу! — Мишка обвел их торжествующим взглядом, преспокойно продолжая обгрызать нежные молодые побеги.
Берти сердито направился к калитке: на столе стынет обед, а он за ослом гоняйся… На лугу никого не было. «Должно быть, далеко забрели», — подумал Берти, досадуя при этом не на своих питомцев, а на Агнеш. Крикнув еще разок для виду, он повернул к дому.
— Ну, что, убедились? — самодовольно спросила Агнеш.
— Осел на лугу траву топчет, верно?
— Верно.
— Вот я и говорю, от этой скотины вонючей вреда не оберешься.
— Ему бы столько ума, сколько у вас, Агнеш, и был бы он не ослом, а писарем либо кантором.
Самодовольная улыбка на лице Агнеш вмиг сменилась кислой, обиженной гримасой. С грохотом передвигала она на плите горшки и кастрюли, а потом без всякой причины выскочила во двор.
— Коли понадоблюсь, кликните!
— Опять ты, брат, сплоховал, — смеясь заметил Янош Смородина.
— Терпеть не могу, когда суют нос не в свое дело! Пусть пощиплет скотина травки, никому от этого не убудет.
— А я уж было думал, что тебе и ее удалось приворожить! Берти с перепугу даже галушкой поперхнулся, даром что галушки, как известно, сами в рот проскальзывают и по дороге не застревают.
— Матерь божия! Да не стращайте вы меня, дядя Янош! — в ужасе воскликнул он. — Избави бог от такой трещотки. И так во все нос сует, важничает. Приворожишь, так сам не рад будешь. — Берти поспешно вышел в сад, лишь мимоходом бросив взгляд на Агнеш, которая, не обнаружив нигде ослика, сердито смотрела на пустой луг.
Когда Берти вторично позвал ослика, Мишка только что развалился на сухой, прошлогодней осоке и, судя по всему, чувствовал себя великолепно.
— Что ж ты, опять не слышишь? — испытующе посмотрела на ослика собака.
— Конечно, нет…
Вахур оторопело уставилась на ослика. А Келе равнодушно почесал клюв и ухватил ящерицу, которая на свою беду выползла из-под осоки перед самым его носом. Молниеносное движение длинного клюва, и с незадачливой ящеркой было покончено.
— Молодец, Келе, — одобрительно кивнул Мишка, — даже Килли мог бы у тебя поучиться.
Келе, однако, не был тронут похвалой.
— Да, я умею расправляться с добычей, но Килли тоже знает свое дело. Если бы вместе с Килли была и его подруга, Ката ничего не могла бы с ними поделать. В таких случаях даже мы, аисты, стараемся им не попадаться.
Вахур опять испуганно вскинула голову: на этот раз пронзительный голос Агнеш разнесся над лугом: — Миш-ка-а, чтоб у тебя копыта отсохли! Мишка-а!..
Агнеш никак не желала примириться с тем, что ей не удалось взять верх над Берти и Мишкой. Сейчас она держала кнут наготове; вытянуть бы хоть разок по спине этого осла своенравного, глядишь, сразу бы всю злость как рукой сняло. Но ослик как сквозь землю провалился.
— Мишка-а! Вот ужо отхожу тебя кнутом так, что небо тебе с овчинку покажется…
— Мишка! — испуганно встрепенулась Вахур. — Неужели ты не слышишь?
— Я не глухой, Вахур, — ослик с невозмутимым спокойствием обгрызал камышовые побеги. — Конечно же, слышу… Но меня это не касается. Ведь не Берти меня зовет.
— Это верно.
— Ну, видишь, Вахур! Если тебя кто-нибудь назовет по имени, ты что же, сразу так и побежишь?
— Побегу.
— Непростительное легкомыслие с твоей стороны, Вахур. Тебя могут пнуть или ударить.
— Тогда я пущу в ход зубы.
— Так и до беды недалеко. А я не хочу неприятностей и поэтому предпочитаю не отзываться. Не пойду, и все тут. Я обязан подчиняться только Берти.
— Но ведь перед этим тебя звал Берти…
— А тогда я не слышал… Вот так-то, Вахур…
Собака перевела вопросительный взгляд на аиста, но тот уклончиво мотнул головой.
— Меня лучше не спрашивай, Вахур. Я в чужих делах не разбираюсь.
Берти прилежно трудился в саду, вроде бы не обращая внимания на сердитые крики Агнеш; но краешком глаза косился на камыши, опасаясь, как бы Мишка и в самом деле не вышел из укрытия.
«Э-э, нет, не такой он дурак», — удовлетворенно думал Берти.
А Мишка и впрямь был не дурак. На лугу он так и не появился. Берти ухмыльнулся в усы, когда Агнеш, в развевающейся юбке, сердито цокая каблуками, пересекла двор. Кнут она в сердцах бросила у двери хлева (кому надо, тот пусть и прибирает на место).
— Кыш! — шуганула она с порога греющихся на солнышке кур и хлопнула дверью так, что стекла зазвенели.