— Торо — мой друг, — взмахнул хвостом конь и для пущей убедительности даже притопнул копытом, после чего недоумение во взгляде супругов ласточек стало еще более явным.
— Нехорошее это дело, Торо, вольным птицам жить вместе с выкормышами человека, — прощебетала самочка.
— На лугу Келе и Таш водой не разольешь, а тут ты якшаешься с этими… Разве ты не знаешь, что…
— Не тебе меня учить! — разгневанно каркнул грач. — Закон говорит, что для меня сейчас главное — выжить. А когда я смогу летать, будет время подумать и обо всем остальном. Охоте вашей я не мешаю, гнезда не трогаю, и отстаньте от меня подобру-поздорову: обычно в эту пору мы беседуем с Копытком, и он рассказывает мне такие удивительные вещи!..
Ласточки выпорхнули во двор, уселись на сухой сук акации и с полдня просидели там, взглядами советуясь, как быть. И, видимо, пришли к решению, потому что, согласно кивнув друг другу, они полетели к берегу ручья за глиной и жидкой грязью и принялись подновлять гнездо. Грача они вроде бы даже и не замечали, однако край гнезда постарались поднять так высоко, чтобы не только грачу, но и воробью не подобраться было к яйцам.
С тех пор в хлеву воцарились тишь да гладь. Му лишь редко вмешивалась в оживленный дружеский обмен мнениями между Копытком и Торо: приятели уже переходили на другую тему, прежде чем медлительная корова успевала вставить какое-либо замечание. Впрочем, она и не очень-то стремилась к дружбе: знай жевала свою жвачку и любовалась телкой. А Бу подросла, окрепла и постепенно стала набираться ума. Ее уже подкармливают свежей травой, но и в материнском молоке пока не отказывают. Если Берти по недосмотру, случается, привяжет ее недостаточно прочно, Бу принимается бродить по всему хлеву; любопытная, как все малыши, она разглядывает и обнюхивает все подряд, словно спрашивая постоянно:
— А это что такое?
Торо она способна разглядывать часами, а Копытка побаивается, потому что однажды, едва конь успел задремать, она сунулась было и его обнюхать, на что Копытко предостерегающе поднял ногу.
— А ну, ступай на свое место, Бу, не то придется вразумить тебя копытом.
Телочка верно истолковала это предостерегающее движение и испуганно ретировалась к матери под защиту. Му, по обыкновению, жевала жвачку и потому ответила с опозданием, когда Копытко уже успел позабыть об этом незначительном происшествии.
— У Бу здесь столько же прав, сколько и у тебя, Копытко… И кстати, я умею пускать в ход копыта не хуже тебя.
— Радуйся, что твою дочь учат уму-разуму.
— Учение, конечно, всякому на пользу, но зачем же так грубо! Всем известно, что Бу на редкость умна и сообразительна, не обязательно делать такие, резкие движения, она все понимает с полуслова!
И корова принялась вылизывать прижавшегося к ней детеныша.
Копытко переглянулся с Торо, и грач насмешливо подмигнул ему:
— Нечего сказать: «умна и сообразительна»!
Но мир остался по-прежнему нерушимым, потому что с коровой нельзя было поссориться: Му от природы была миролюбива, в чужие дела не вмешивалась, никого не оговаривала, никого не поддевала, зато понимала многое такое, что было недоступно пониманию признанных умников. Грач мог язвительно подмигивать, сколько ему вздумается: Му знала свое да помалкивала. Она отличалась не только умом, но и спокойной, всепрощающей мудростью.
Ночь. Двор заполонила темнота, лишь усилившая аромат свежего сена. В хлеву тишину нарушает только сладкое, равномерное посапывание коровы. Торо пристроился на краю ясель, Копытко спит стоя и вскидывает голову, лишь когда Курри кукареканьем во второй раз оповещает о неумолимом беге времени, а заодно и о том, что во дворе у Смородины все спокойно.
У полуразвалившегося соломенного стога, вглядываясь в темноту, лежит Мишка и, когда из норы под стогом раздается тоненькое поскуливание, беспокойно прядает ушами. При этих звуках Вахур устремляется к своему логову, и опять наступает тишина.
Мишка какое-то время сердился на собаку, но затем ему надоело дуться: некому читать наставления, некого допекать язвительными замечаниями, не на ком оттачивать свой блестящий ум, — и ослик счел за благо сменить гнев на милость.
— Видимо, у тебя молока маловато? — обронил он небрежно и положил голову на солому, давая понять, что в ответе, собственно говоря, и не нуждается.
Вахур в этот момент прислушивалась к какому-то подозрительному шороху в саду и потому не ответила, что окончательно сразило Мишку. Если и собака начнет жить своим умом, то кем же он, ослик, станет вертеть, как ему вздумается, кем ему верховодить, кем помыкать? В ком искать ему сообщника, если захочется подразнить Копытка или погонять кур? И где еще найти другого глупца, которого преспокойно можно подослать к Берти, когда у того в руках кнут и он только и ищет, на ком бы сорвать зло?