Еще одна причина заблуждений коренится в чрезмерном доверии к сведениям, почерпнутым у античных авторов: немало греческих и римских свидетелей, причем довольно значимых, принимали за историю то, что на самом деле являлось мифом. И это заблуждение распространяется и усугубляется современными учеными, принимающими за чистую монету все написанное древними.
Наука, особенно университетская, не сможет избежать таких ловушек, если не обретет глубокое понимание традиционной, социальной и религиозной структуры кельтского общества, одним из фундаментальных аспектов которой была идеология трех функций. Равновесие этой структуры основывалось на взаимной гармонии друида и короля. Отсутствие этого понимания — очень частая ошибка. Прошло уже несколько лет с тех пор, как мы, действуя сперва наугад, начали постигать структуру кельтского «пантеона» и вникать в религиозные понятия кельтов. Наших знаний уже достаточно, чтобы утверждать, насколько для нас необходимы и незаменимы островные источники: Ирландия, например, является страной, где латенская цивилизация просуществовала до V в. нашей эры, по крайней мере в области миниатюры и торевтики (резьбы по металлу), самых ярких проявлениях кельтского островного искусства, и в еще большей степени, — в менталитете и во взглядах на общество. Даже в разгар современности кельтские языки остаются тем, чем они были десять веков назад, — языками средневековыми, очень плохо приспособленными к условиям современной жизни; они разбиты на диалекты, и поэтому их почти невозможно подчинить орфографическим нормам и систематизации.
Следует добавить, что, будучи сверхкритичным, нужно было бы отвергнуть большую часть греческих и латинских текстов, лишь редкие рукописи которых восходят к докаролингской эпохе. Точно так же надлежало бы отбросить и все средневековые скандинавские тексты. Отказ от использования кельтских островных текстов абсолютно неоправдан. Напомним, что эти тексты содержат информацию, которая должна быть сопоставлена с континентальными данными, а не просто добавлена к ним.
IV. ИСТОРИЯ И АРХЕОЛОГИЯ
1. Железный век
Археологи сходятся на мысли, что доисторические европейские общества прошли различные экономические фазы начиная от собирательства в мезолитическую эпоху и кончая организованным земледелием в эпоху неолита.
Но подобные рассуждения нас не слишком интересуют, ибо, как мы уже заметили, нам ничего или почти ничего неизвестно об этих популяциях. Были ли они субстратом, за краткое время покоренным индоевропейскими захватчиками, были ли они истреблены или ассимилированы, в любом случае от них остались лишь наскальные изображения, кое-какие «скульптуры» и, в основном, изделия из камня или керамика.
Мы упоминали также и о том, что не существовало такого явления, которое принято называть общим «доисторическим индоевропейским периодом». Повсюду, где происходили индоевропейские вторжения, они означали конец каменного века и начало века меди и бронзы, что соответствует первой половине второго тысячелетия до нашей эры. Золотой век кельтов относится, стало быть, к протоистории, и границы этого века в археологической хронологии еще весьма расплывчаты и даже варьируются от одних раскопок к другим. Иногда конец I века до н. э. определяли как «ранний галло-римский период», и, как всякий ранний период, он содержал много пережитков. Проблема так или иначе решается, когда мы констатируем, что чем шире и точнее исследования, тем более древнее и существенное положение занимают кельты в археологии Западной, Центральной, Дунайской и Балканской Европы.
Вот почему часто предпочитают говорить о «протокельтах», причем термин этот свидетельствует не столько о фактах, сколько о нехватке документации и издержках методологии. Но, быть может, мы вправе отнести их к носителям «древнеямной» культуры? Вполне возможно, но назначение этого термина волей-неволей приходится сузить, поскольку он предполагает некий процесс формирования, не подтвержденный никакими археологическими или лингвистическими данными. Доттен, скептический по натуре и мало склонный к оригинальным гипотезам, в своем учебнике прямо говорит о «кельтах бронзового века», а такой крупный археолог, как Анри Юбер, которому мы обязаны единственной попыткой синтеза в этой области, потратил впустую немало времени, стараясь отыскать в Галлии лингвистические или топонимические следы первого кельтского вторжения, нашествия гойделов в эпоху бронзы: следы гойделов (слова с начальной основой на k- а не на p-, как в галльском и бриттском) столь немногочисленны и незначительны, что из них нельзя вывести никакого этнологического заключения. Они доказывают только лингвистическую эволюцию кельтских языков, а не смену населения. Не следует ли, наконец, упомянуть галльский теоним Pritona, вариант от Ritona, который, возможно, был именем божества перехода или брода? Нужно ли считать, что Pritona — это индоевропейская «протокельтская» форма по сравнению с Ritona, классической кельтской формой с ожидаемым падением начального индоевропейского p-?