— Боюсь, вы сочтете нас нелюбезными, — сказала Маргарет Бирн, она умело разливала чай в изящные чашки цвета слоновой кости, перед этим властно удалив нервную Дейрдре, которая раздражающе стучала посудой. — Обстоятельства… — добавила она, тактично опустив глаза. — Надеюсь, вы понимаете.
Несмотря на изящное окружение и надменность, с которой принимали нас, в комнате ощущалась напряженность. Мне казалось, что Алекс и я, поспешившие во «Второй шанс» по просьбе Майкла и Бреты разобраться с деталями исчезновения конверта из сейфа, прервали какую-то драматичную сцену. Если да, то об этом никто не заикнулся.
Маргарет смотрела на меня, ожидая ответа. Она снова была изящно одета, опять Шанель и опять черное, на ней были шелковая блузка, юбка и туфли, которые выглядели очень дорогими: из змеиной, вполне подобающей ей, кожи. На ее лице со старательно нанесенным макияжем застыло выражение легкого удивления — результат, недобро подумала я, многих косметических операций. Но тем не менее она была привлекательной. С виду ей было под пятьдесят, но я думала, что она лет на десять старше. Она сидела на фоне двух написанных маслом портретов: Эмина Бирна в более счастливые времена и еще одного мужчины — судя по тонким губам и решительно сжатым челюстям, ее отца.
Рядом с ней сидела старшая дочь, Этне, с виду чуть ли не ровесница матери, одетая почти так же, как она, только в мягкий оттенок синего. Однако если Маргарет выглядела элегантно, то Этне несколько старомодно, даже безвкусно для своего возраста. В общем разговоре она ограничивалась одобрительными кивками, когда мать говорила, и нахмуриванием бровей, когда мать хмурилась, что происходило часто.
По другую сторону сидела Фионуала. Было видно, что дочь номер два не унаследовала утонченности матери. Платье ее, хоть и дорогое, было тесновато в раздавшейся талии. Брошка с искусственным бриллиантом выглядела слегка безвкусно. Внимание ее было почти целиком сосредоточено на собственных руках.
«Нелюбезными!» — подумала я, размышляя о первых словах Маргарет и сидении лицом к лицу с тремя ведьмами. По пути сюда мы были вынуждены съехать с дороги и едва не врезались в живую изгородь из фуксии, потому что навстречу нам мчался Конал О'Коннор, вчерашний хищник с утеса, лицо его было искажено, как я решила, яростью. Увидев нас, он даже не сбавил скорость.
— Машину он водит так же, как лодку, — негромко сказал Алекс, высказав те же мысли, что были у меня, когда я выезжала снова на дорогу под звук царапающих дверцу машины веток. Мы с Алексом пришли к одному и тому же выводу о личности шкипера лодки, опрокинувшей нашу.
Маргарет тоже явно была в очень скверном настроении, когда мы появились. Один из двух адвокатов семьи — кто именно, я не знаю, как раз уходил, когда мы приближались к парадной двери.
— Поверьте, я очень сожалею об этом, — услышала я его слова, когда он пожимал ей руку, затянув рукопожатие дольше, чем необходимо. — Искренне сожалею. Посмотрю, что удастся сделать.
И, отрывисто кивнув мне и Алексу, прошел мимо нас. О чем бы он ни сожалел, это омрачило и без того безрадостный взгляд Маргарет на жизнь. Она почти не разговаривала, сопровождая нас в дом. Нет, слово «нелюбезные» было не самым подходящим для описания этой семейки.
— Конечно, — тем не менее ответила я на ее просьбу о понимании. — Нам с Алексом очень неловко, что наше присутствие усиливает стресс, который вы и члены вашей семьи испытываете в столь горестное время.
Право, иногда я бываю тише воды, ниже травы.
— Да, конечно, — подтвердил Алекс. Все покивали друг другу, создав совершенно ложное впечатление согласия.
Разговор еще несколько минут продолжался в том же духе: неискренние любезности наслаивались на приевшиеся сантименты, Этне кивала в поддержку каждого слова матери. Потом, устав от усилий быть деликатными друг с другом, постепенно перешли к делу. Пока мы попивали чай, я старалась разобраться в своем окружении. В окно я увидела, как Шон Макхью, муж Этне, прошел в глубь сада. На нем были твидовый пиджак с кожаными нашивками на локтях, сапоги и кепка. Я вспомнила, что Эмин сравнил Макхью с английским сквайром, и отметила, что сравнение было уместным. Майкл Дэвис работал в саду, тайком бросая взгляды в сторону дома, возможно, в тщетной попытке увидеть, чем мы занимаемся. Он наклонялся и распрямлялся, выдергивая сорняки и расправляя растения, в бодром темпе, и это зрелище успокаивало меня. Оно было самым приятным во «Втором шансе».
— Я узнала от Бреты, что в доме произошла кража, — наконец сказала я, неловко попивая чай из чашки, которую подала мне Маргарет. Терпеть не могу эти изящные, крохотные чашечки, в ручку которых невозможно просунуть палец, и приходится изо всех сил стараться не пролить их содержимое на ковер под ногами. Но вокруг Маргарет все было таким. Комната была заполнена маленькими, изящными украшениями из хрусталя и фарфора, некоторые едва держались на краях стеклянных полок и боковых столиков с покрытыми изящной резьбой ножками. Я невольно задалась вопросом, что могло быть общего между ней и Эмином Бирном, который любил темное дерево и древние мечи.
— Да, — ответила она, снова опустив взгляд. — В такое время…
Маргарет опять не договорила. Я заметила, что это был ее любимый ход в разговоре — предоставлять другим заканчивать за нее фразы, чтобы не лицемерить самой.
— Брета говорит, ее конверт с указанием был похищен из сейфа в кабинете вашего мужа, — сказала я, не обращая внимания на попытки Маргарет быть деликатной. — Как думаете, кто мог это сделать?
— Но не можете же вы думать, что целью кражи был этот конверт, — сказала Маргарет, постоянно удивленное выражение ее лица при этой мысли усилилось. Этне приподняла брови так же, как мать. — Воры наверняка искали деньги.
— Деньги были взяты? — спросила я.
— В сейфе было немного денег, — ответила она. — Небольшая сумма на текущие расходы. Их взяли.
— Еще что-нибудь украдено?
— Ничего ценного, только несколько вещиц Эмина, — ответила Маргарет. Потом, видимо, решив, что это может показаться бесчувственным, добавила: — Разумеется, представляющих большую ценность как память о нем.
— Разумеется, — согласилась я. — Для вас это ужасно. Надеюсь, вы вызвали полицию.
По крайней мере, в этом я была искренней. Мне просто не терпелось отправить Роба в полицейский участок, чтобы он навел справки о признаках насильственного вторжения и прочем. Но сомневалась, что они окажутся. Готова была биться об заклад, что кражу совершил кто-то из членов семьи.
Маргарет покачала головой.
— Беспокоить из-за такой мелочи полицейских не стоило.
— Какие вещи вашего мужа взяты? — спросила я, придав голосу сочувственность. Я и вправду сочувствовала ей. Не по поводу кражи. Тут я ей не верила. Однако вся ситуация, бесчувственные реплики ее покойного мужа и поиски маленького сокровища, которые он придумал для наследников, должно быть, очень огорчали всех членов семьи. Я решила относиться к их поведению с большим пониманием.
— Его дневник и две карты.
— Они, разумеется, кое-чего стоят? — упрямо продолжала я.
— Но эти карты не древние, — ответила Маргарет. — Возможно, вор не имел понятия о ценности того, что он не взял. Коллекция оружия и рукописи представляют собой большую ценность. К сожалению, муж завещал их Тринити-колледжу.
Ее тон посуровел.
— Так, — заговорила Маргарет, поставив чашку и глядя прямо на меня, — я впервые видела ее глаза, жесткие, как бриллианты, и морщины возле губ, уничтожить их не могли даже косметические операции. — Если я удовлетворила ваше любопытство, попрошу вас об одолжении. Пожалуйста, оставьте нас с нашим горем. Эти поиски сокровища, предложенные моим мужем, жестоки, неуместны, и семья решила не заниматься ими.
Вот как, подумала я. И, может быть, свиньи умеют летать, детей приносят аисты и в конце сада живут феи и эльфы. Однако в отношении мужа она была права. Его жестокие слова на той видеозаписи, должно быть, ужасно подействовали на них. Я решила, что нужно быть более терпимой.