Нужно признать, что составить бретонский перевод французских слов оказалось не таким уж простым делом. Единого литературного бретонского языка в те времена не существовало, а четыре бретонских диалекта настолько различались между собой, что их носители не всегда друг друга понимали. Все, кто умел писать по-бретонски, изображали слова на бумаге на свой манер.
Перед бароном де Бретей стояла задача не из легких — найти «правильного» бретонца, который сделал бы «правильный» перевод. Завязалась долгая многоступенчатая переписка.
14 августа 1785 года барон де Бретей обратился за помощью к Антуану-Франсуа де Бертрану де Моллевилю, интенданту провинции Бретань.
«Господин, — писал де Бретей, — для того, чтобы осуществить литературный проект, который может стать весьма полезным, возникла необходимость перевести на нижнебретонское наречие французские слова, список которых к сему прилагается. Я прошу Вас о том, чтобы перевод был мне предоставлен как можно скорее. Меня уверяют, что в нижнебретонском наречии, несмотря на то, что оно распространено на небольшой части нашей страны, тем не менее существует несколько диалектов. В таком случае следует перевести все вышеупомянутые слова на тот местный диалект, который всеми признан как самый древний в этом языке».
19 августа интендант, который, видимо, был не очень силен в нижнебретонском наречии, а скорее всего и вообще его не знал, перепоручает эту работу двум своим подчиненным, один из которых служит в Кемпере (Корнуайская область), а другой — в Ланнионе (Трегьерская область).
30 августа подчиненный из Кемпера, господин Ле Гоазре выслал де Моллевилю перевод слов на свой родной корнуайский диалект.
«Монсеньер, — пишет ле Гоазре, — вот перевод слов, которые Вы мне прислали. Я переписал их на новые листы бумаги так, чтобы оставалось больше свободного места, но сделал я это еще по одной причине: во французском языке одно и то же слово может иметь несколько значений, как, например, слово «doucement», поэтому я подумал, что будет лучше, если будут приведены все нижнебретонские значения. Этот язык (бретонский. —А. М.) очень труден для чтения, а еще более труден для произношения, и только постоянное его употребление позволяет привыкнуть к горловым звукам, которыми он изобилует. Я прилагаю к моему письму словарь, который может быть полезен. Тем не менее бретонский язык прекрасен…» — и так далее. Де Моллевиль переслал это письмо де Бретею, подробно описывая сложность бретонского языка, который-де очень труден в произношении, написании, чтении и вообще…
Надобно заметить, что слухи о сложности бретонского языка сильно преувеличены, да и вообще любой язык кажется ужасно трудным, когда его не знаешь. Возможно, ле Гоазре хотел впечатлить начальство своим рвением: вот, мол, какую трудную работку мне задали.
16 сентября, с большим опозданием, де Моллевилю приходит послание из Ланниона от Ле Брикира Дюмезира, подчиненного господина интенданта, который представил свою версию перевода слов, для чего ему понадобилось опросить большое количество людей: по всей видимости, он не настолько хорошо знал бретонский, чтобы полагаться только на себя. Но, будучи человеком дотошным, он в своем письме сделал краткий экскурс не только в произношение, но и в грамматику бретонского языка. При этом он сетовал на то, что произношение переведенных слов разнится от одной местности к другой, да к тому же — о ужас! — бретонские слова произносятся совсем не так, как пишутся. По всей видимости, он забывал, что по-французски написание слова и его произношение тоже, мягко говоря, не всегда совпадают. В общем, его медлительность объяснялась вполне объективными причинами.
Далее дело продвигалось столь же неспешно. 14 октября де Моллевиль выслал вдогонку кемперскому списку еще и ланнионский. В своем письме де Бретею он отметил, что списки отличаются один от другого, что естественно: ведь речь шла о двух совершенно разных диалектах. Предпочтение отдается ланнионскому списку, так как, по мнению интенданта, в Ланнионе бретонский язык наиболее «правильный». Чем руководствовался де Моллевиль, делая подобное заключение, история умалчивает.