Митрий обессилено рухнул на резную лавку.
— Пойду к дознавателям. Скажу, что ошибся — не брат это был… Не мешай. Уйди. Уважать себя перестану. Нельзя так.
Огненное чудо требовательно загудело, тычась прямо в лицо, а потом село на стол. Ножки, потешно сгибаясь, понесли тельце к так и не вставшему Митрию. Сердилась она, не хотела пускать. Заставляла…
Митроха размахнулся и со всей силы припечатал к столешнице живой огненный комочек…
Убрал руку.
Он смотрел на угасающее серым пеплом тельце, на изломанные крылышки, на подергивающиеся ножки и не понимал — что такое он сотворил. Нет, Митрий видел, что самое ему близкое существо умирает. Видел. И не понимал. Только больно-больно вдруг стало там, где у всех людей сердце.
И не унять эту боль…
Выбравшись из-за стола, цепляясь ногами за лавку, Митроха кое-как натянул полушубок, сложил двумя пальцами в горсть обмякшее и едва теплое тельце и вывалился на улицу. Не отойдя и двух шагов от крыльца, он рухнул на колени, сложил ладони вместе и прижал их к лицу.
Митрий молчал. Сил не было даже на то, чтобы завыть в голос. Сейчас бы он всё отдал, чтобы вернуть миг до того, как убил живулечку. Нечего отдавать. Не оживить.
Лед нарастал на ресницах Митрохи. Ноги и руки занемели. Что ж. Вот и расплата за смертоубийство. Так и быть тому. Весной снег сойдет — тогда и отыщут Митроху, если волки за зиму побрезгуют.
— Вставай, дохляк! — чувствительный удар ногой в бок едва шевельнул Митрия, — Я кому сказал — вставай!
Митроха повернул голову, посмотрел на того, кто не дает ему спокойно помереть. Это был давешний маг из дознавателей. Видно, и его заберут. Поделом. С такими, как он, иначе нельзя. Этих «помощничков» никто не любит, даже те, кому они помогают.
Маг не стал церемониться. Пнув Митроху еще раз и, видя, что так его не поднять, схватил замерзающего мужика за шкирку и поволок в дом. Митрий не сопротивлялся — плевать ему было на себя.
Маг бросил Митрия на лавку и встал над ним.
— Дурак ты! Как есть дурак! Хоть бы думал, когда что-то делаешь! Не хотите думать. Никто не хочет. На других надеетесь. В кои веки счастье к тебе пришло, а ты как им распорядился?
Митрий мигнул заледеневшим глазом. Больно. А говорить еще больней. Но нельзя не сказать:
— Не прав я во всем. Эк она меня перевернула. Всю грязь со дна соскребла и вымазала.
Маг помотал головой, не соглашаясь.
— Что в душе у тебя — то наружу и выходит. Ничего твой огонек тебе не дает, только становишься ты тем, кем и должен был стать. Не всякому это по силам вынести. Не к каждому огня прилетает…
Митрий согревался, и всё болело пыточно, тысячами серебряных иголок вонзаясь под кожу. Маг приложил пальцы к его лбу и прикрыл глаза, сосредотачиваясь и оценивая состояние.
— Подлечу, так и быть, — ответил маг на очередной скрип зубами, — но чтоб больше — ни-ни.
Наложил руки, заклинание произнес, и теплая радость прошла по Митрохиному телу, унимая боль. Пошатываясь, поднялся Митрий на ноги, чуя, что жив, зная, что должен отблагодарить мага. А тот уж к двери. Дернулся Митрий, чтобы слово доброе напоследок сказать, и маг обернулся. Кивнул приглашающе, зовя из избы. Вышли на крыльцо и встали.
Только не может Митроха ни слова сказать. Молчит. Ждет чего-то. И маг ждет. Постоял так немного, руки под плащ спрятал и сам сказал:
— Проводи. До калитки. Там уж я сам. Портал открою — и дома.
Сейчас уйдет. Митрий несмело потянул мага за край плаща.
— Что хочешь? Говори.
Митрий посмотрел на темное закатное небо, на ладонь, которую так до сих пор и не разжал — словно драгоценность хранил, на мага…
— Оживи. Оживи ее.
Маг сочувственно посмотрел на Митроху:
— Больно будет. Так дальше и будешь жить с этой болью.
— Ничего. Мы привычные…
Митрий разжал ладонь, подставляя изломанное тельце низким лучам красного солнца, и рука задрожала. Глянув мельком на погибшую, маг создал между своиих ладоней маленькую желтую шаровую молнию, поиграл ее цветами, прогоняя через зеленый до синего, и толкнул к Митрию.
— А-а! — выдохнул Митроха от боли, когда на ладони у него засияло восстанавливающее пламя. Но пока горело оно, держал руку прямо, смотрел в огонь.
Тельце деформировалось, выправляясь, наливалось силой, оживало.
И вот уже стоит маленькая огня, перебирает суставчатыми лапками, поводит стрекозиными крылышками, встряхивается синим, с золотыми крапинками, тельцем. Свистит радостно, отталкивается от Митриевой ладони и взлетает.