Выбрать главу

А может, мне это все показалось. И я просто прочитала в этом взгляде все, что знала сама.

Может быть, самое опасное в процентомании, в погоне за отметкой во что бы то ни стало, вопреки всему, — это неправда, которая встает между детьми и учителем. Об этом пишут все учителя, откликнувшиеся на статью В. Зорина «Еще о вирусе процентомании» («Литературная газета» от 13 июня 1961 г.).

Воспитание правдой, воспитание чувства чести — вот без чего нет учителя. Но кто может сказать: «Всегда говори правду», — если дети знают: сам учитель не всегда правдив?

Учитель ставит тройку тому, кто и двойки-то не заслуживает. Что же ребята этого не видят, не понимают? Неужто ребята слепы и глухи, неужто же они не сознают, что этот поступок не в ладах с правдой? И чего в таком случае стоят речи учителя о честности, о правдивости? Неправда не знает меры. Как только учитель солгал, он потерял доверие, уважение ребят. Его слово больше ничего не стоит. В лучшем случае он вызовет жалость. А такая жалость сродни презрению. «Вы все равно исправите мою двойку», — иногда это говорится вслух.

Можно сказать: что же это за учитель, если он идет на подлог? Как бы на него ни нажимали, он не вправе поступать вопреки своей совести. Он должен понимать, что это безнравственно. Он должен говорить правду, несмотря ни на что, — иначе как он сможет учить детей мужеству?

Что ж, это справедливо. Но сказать только это было бы ханжеством. Потому что нередко учитель бывает попросту атакован со всех сторон, и если опытный учитель, уверенный в себе, в своей правоте, умеет выстоять, то молодой иногда отступает…

Любопытно: из множества откликов, пришедших на статью В. Зорина, только три написаны людьми, которые с В. Зориным не согласны. Один из них опубликован, и принадлежит он инспектору школ Днепропетровского областного отдела народного образования. Что же пишет инспектор? А вот: «Но можно ли мириться с тем, чтобы учитель «свободно», то есть равнодушно, выставлял двойки «по своему усмотрению», не заботясь об общешкольном показателе…»

Тут все удивительно в этих четырех строчках. Почему слово «свободно» взято в кавычки? С каких пор слова «свободно» и «равнодушно» стали синонимами? И по чьему же усмотрению учитель должен ставить отметки?

Учитель не может примиряться с двойками, он, конечно же, должен добиваться того, чтобы все его учащиеся прочно усваивали программу, но неужели же, выставив всем тройки и четверки, он тем самым повысит истинный общешкольный показатель?

Отметка — это глубоко личное дело учителя. Он за нее отвечает. Она ему не легко дается, и редкий учитель ставит двойку равнодушно. Но ставить он ее должен поистине свободно и по своему усмотрению.

Я не думаю, что учитель должен быть рабом отметки. Он хозяин отметки в самом прямом смысле этого слова. Совершенно неверно то преклонение перед запятой, которое существовало у нас много лет и, скажем, лишало одаренных выпускников медали. И напротив, мне кажется, вполне возможен случай, когда учитель под свою ответственность переведет в следующий класс ученика с двойкой.

Да, такой случай вполне возможен и вполне жизнен. Есть дети, которым одиноко и трудно в семье, дети, для которых школа — настоящий дом. Они привыкли к соученикам и классному руководителю, разлука с учителем и товарищами для них будет большим и горьким испытанием. И глубокого уважения достоин учитель, который решит не ранить эту душу и скажет: я не оставлю его на второй год. Я не могу поставить удовлетворительной отметки, это будет неправдой. Но я возьму его с собой и помогу.

Он будет прав: научить правописанию глаголов легче, чем излечить одинокий или надорванный характер. Юридической ответственности за то, как сложится судьба ученика, учитель не несет, а перед своей совестью — отвечает. И рядом с этой огромной ответственностью непостижимым кажется ежеминутное вторжение в журнал успеваемости, подсчет двоек и троек.

Мы начали статью с того, что процентомания родилась много лет назад. Что с тех пор не проходило года, чтоб о ней не говорили и снова и снова. Кто же все-таки этому виной? Учительские письма в редакцию отвечают в один голос: органы народного образования — районные, городские, Министерство просвещения. Учителя говорят: создана обстановка, которая заставляет учителя поступать вопреки правде. Но позвольте, вправе ответить органы народного образования, министерство никогда не издавало никакого приказа, в котором бы требовало от учителей того или иного процента, оно постоянно напоминает о том, что учитель обязан добиваться прочных знаний у своих учеников, но что же общего имеет эта справедливая мысль с нажимом? Кто тут посягает на совесть учителя?

Идет собрание секций средней и высшей технической школы Московского математического общества. Слушается доклад о состоянии математических знаний у выпускников средней школы. Докладчик говорит, что, вместо действенного и гибкого контроля за работой учителя по существу, в школе царит и давит пресс процентно-количественной отчетности. Что это неизбежно приводит к процентомании и очковтирательству. В доказательство своей мысли докладчик приводит в пример школу, где директор требовал от учителей высоких отметок (не знаний — отметок!). Право же, случай не такой уж редкий.

— Обстановка в школе была такова, что учитель был лишен гражданского мужества и оказался орудием в руках нечестного директора.

Так сказал докладчик. И на эти слова тотчас последовала реплика ответственного работника Министерства просвещения РСФСР:

— Я считаю, что это клевета на школу. То, что вы говорите, это не о советском учителе.

Да, разговор короткий! Клевета, советский учитель не таков! К чему спорить, вникать в суть дела? Не таков — и все, клевета — и дело с концом! Но, право же, угроза — не лучший аргумент в споре. И спор этот длится десятилетия именно потому, что учитель горячится, доказывает, сопротивляется, а в ответ — либо угроза (у вас низкий процент успеваемости, вы — плохой учитель), либо настойчивый, глухой ко всему поток новых и новых требований, которые сводятся все к тому же — к проценту.

В письмах, приходящих в редакцию, учителя утверждают, что эта бессмысленная практика должна быть официально отменена, хотя никогда не была официально декретирована. Слишком серьезна и сложна работа учителя, чтоб ее можно было определить цифрой. Цифра только помогает руководству упростить работу, но такое упрощение преступно и безнравственно: оно не только затемняет картину, оно ведет к неправде, развращает и учителя и школьника. В школе должно царить доверие к учителю, ибо только его опыт и его совесть — главные источники правдивой оценки знаний учащихся. Свободно, по своему усмотрению поставленная отметка приведет сначала к тому, что общая картина окажется куда более печальной, чем была она до сих пор. Но у нее будет то преимущество, что она правдиво отражает жизнь и заставит думать о том, как исправить знания учащихся, а не отметку.

1961 г.

ПЛОХОЙ СТУДЕНТ?

На третьем курсе физического факультета Московского университета каждый год проходит распределение студентов по различным специальностям: одни идут на кафедру физики твердого тела, другие — на кафедру теоретической физики, третьи решают посвятить себя геофизике — на физическом факультете около двадцати кафедр.

…На кафедру биофизики принимали всего десять студентов, а желающих было около восьмидесяти. Пришлось устроить конкурс. Собеседование было трудным: при таком наплыве желающих можно было выбрать самых подготовленных. И первым прошел Слава Цуцков. По единодушному мнению сотрудников лаборатории, он обнаружил блестящие математические способности, глубокое знание биологии, физики, химии, способность творчески мыслить.