За передачу в мае 1943 года материалов об оперативных приказах германского командования на советско-германском фронте и радиограмм германской разведки о дислокации и перемещении частей Красной Армии, которые были высоко оценены Генеральным штабом Красной Армии, приказом народного комиссара государственной безопасности Бланту была объявлена благодарность.
4 октября 1944 года к годовщине Октябрьской революции за долговременную и плодотворную работу Бланту вновь была объявлена благодарность.
В 1945 году было принято решение установить Бланту пожизненную пенсию в размере 1200 фунтов стерлингов в год. Когда ему сообщили об этом решении, Блант заявил, что искренне благодарен за проявленную заботу, но не может согласиться на это, поскольку в деньгах не нуждается».
При этом необходимо отметить, что Блант и другие члены «кембриджской группы» постоянного денежного содержания от внешней разведки не получали, им выдавались лишь некоторые суммы на покрытие оперативных расходов. Делалось это по их желанию, так как они неоднократно подчеркивали, что работают не за деньги, а за идею.
В обмен на признание...
После провала в 1951 году Дональда Маклина и Гая Бёрджесса, которым грозил арест и которые были вынуждены скрыться на территории СССР, у британской контрразведки возникли подозрения и в отношении Бланта. В частности, ею были получены сведения, что именно он предупредил беглецов о том, что они разоблачены, и подготовил их переброску в Москву. Кроме того, сотрудники МИ-5 полагали, что Блант посетил квартиру Бёрджесса после его бегства и изъял компрометирующие документы. Однако в тот период сотрудники контрразведки Соединенного Королевства не смогли собрать убедительных доказательств «двойной жизни» Бланта.
Центр посоветовал Бланту покинуть Англию и перебраться в СССР. Однако он отметил, что, по его мнению, у контрразведки нет достаточных улик против него и осложнений не должно быть. Кроме того, Блант считал, что правительство не рискнет преследовать лицо, близкое к королеве.
После событий, связанных с Дональдом Маклином и Гаем Бёрджессом, а затем и Кимом Филби, с Энтони Блантом беседовали следователи контрразведки, но каких-либо обвинений ему предъявлено не было. Осложнения начались в 1964 году. И начались они с той стороны, с которой меньше всего ожидались.
Некий американский гражданин Стрейт, литератор, писатель и искусствовед, был выдвинут в состав совещательного совета при президенте США Джоне Кеннеди по вопросам искусства. При этом его предупредили, что оформление займет некоторое время, поскольку необходимо провести проверку кандидатов, в том числе по линии ФБР.
Испугавшись, что ФБР раскроет его прошлое, Стрейт решил упредить события и попросил помощника президента США Артура Шлезингера принять его по неотложному личному делу. В ходе беседы Стрейт рассказал о своей принадлежности в прошлом к компартии и о том, что он некоторое время вел работу по заданию КГБ.
А ситуация с его прошлым выглядела следующим образом. В 1930-е годы он учился в Кембридже, в Тринити-колледже. Там он познакомился с некоторыми членами «Кембриджской пятерки». Вступил в компартию. Наиболее тесные отношения у него сложились с Энтони Блантом, который и привлек Стрейта к сотрудничеству в интересах Советского Союза. Блант дал ему задание отойти от компартии, а после окончания учебы возвратиться в США, заняться банковским делом, которым занимались его родители, и следить за тенденциями развития американской экономики.
Стрейт переехал в США, работал в Госдепартаменте. Перед войной он провел несколько встреч с представителем из Москвы, которому передал некоторую информацию. А затем никакой связи ни с Блантом, ни с представителями советской разведки не поддерживал.
Естественно, ни в какой совещательный совет по искусству Стрейт не попал, а им вплотную занялось ФБР. О полученной информации было немедленно сообщено британской контрразведке, которая без промедления занялась своим расследованием в отношении троюродного брата Елизаветы II, которое велось в обстановке строжайшей секретности. В течение десяти лет следователи пытались доказать его вину. Однако трудились они без особого успеха. У контрразведки не было достаточных доказательств, чтобы привлечь Бланта к суду, а сам подозреваемый на протяжении длительного времени все отрицал. Из-за родственных отношений сэра Энтони с королевской семьей сведения, касающиеся расследования, не доводились даже до высших государственных деятелей страны, включая премьер-министра и членов правительства, поскольку это могло скомпрометировать монархию.