Войдя в канцелярию, женщина застыла у дверей. У неё были глубоко запавшие, мучительные глаза… Она походила на потерпевшую. Так, по крайней мере, показалось Маше. Да и новый прокурор уже не раз объяснял Гвоздикиной, что каждый гражданин должен быть внимательно и терпеливо выслушан.
— Вы по какому вопросу? — спросила Маша.
Женщина что-то невнятно ответила.
— Подойдите ближе, — мягко предложила Гвоздикина голосом, которым говорила только с инспектором уголовного розыска Петельниковым, да и то по чисто личным соображениям.
Женщина подошла, прерывисто вздохнула и спросила:
— Скажите… есть уголовное дело… на Топтунова?
— Есть, — ответила секретарь. — У следователя Рябинина.
Женщина упёрлась рукой в стол. Маша Гвоздикина смотрела сочувственно — она заочно училась на юридическом факультете и недавно слушала лекцию о правовом положении потерпевших.
— А вы его жена? — спросила Гвоздикина, ни капельки в этом не сомневаясь.
— Нет, — тихо ответила женщина.
— Родственница?
— Нет.
— Ну, просто знакомая?
— Нет, нет, — ответила она и попятилась к двери.
— А кто же вы ему? — уже подозрительно спросила секретарь.
— Никто. Я его даже не знаю, — сказала поспешно посетительница и вышла из канцелярии.
Она спустилась по тем же каменным ступенькам и той же вялой походкой, словно наугад, двинулась по проспекту.
«Странно, — думала Маша Гвоздикина, — Топтунов не был ей ни мужем, ни братом, ни родственником. Она его не знала. Она его даже никогда не видела… Тогда зачем же она приходила сюда?»…
Рябинин допрашивал Юханова, механика с маслобазы, тридцатипятилетнего обстоятельного мужчину с широким серьёзным лицом. Они говорили минут десять, но следователь, казалось, уже знал о нём всё. Рябинин мог поклясться, что дома Юханов всё чинит своими руками — от телевизора до санузла; что у него крепкая полированная мебель и финские обои; что он сам покупает мясо и подбивает ботинки металлическими подковками; что этот Юханов — тихая мечта почти любой женщины. Всё это Рябинин знал, хотя говорили они только о маслобазе. Но он не знал, какое отношение имеет механик к похищенному маслу.
— Маловато смогли вы мне сообщить, — посетовал следователь.
— Поймите, я работаю по совместительству. К маслу никакого отношения не имею. Моё дело обеспечить техническую сторону: маслопроводы, заслонки, баки, насосы… Я и масла не вижу.
— Но видите людей, бываете на базе.
— Почти не вижу, — перебил Юханов. — Я работаю по совместительству. Приду вечером, там один сторож. Проверю технику и ухожу.
— А где ваша основная работа? — спросил Рябинин.
— На пивоваренном заводе.
К отпуску масла механик не имел отношения. Но совсем ничего не знать и не видеть не мог. Так не бывает.
— Вы в каких отношениях с Топтуновым?
— В нормальных.
Разумеется, этот тип людей всегда со всеми в нормальных отношениях.
— Я вообще со всеми на базе в нормальных отношениях, — подтвердил Юханов мысль следователя.
Даже не в хороших, хорошие отношения требуют души, а именно — в нормальных. Но такие, как этот механик, бывают очень нужными на производстве. Не зря он работал в двух местах.
— Тогда вопрос к специалисту, — сказал Рябинин. — Могло масло протечь в почву?
— За систему трубопроводов я ручаюсь, — даже обиделся Юханов, потому что за эту систему он как раз и отвечал.
— Днище бака?
— Сам лично проверяю. Да и эксперт смотрел.
Пожалуй, механик стоял от масла дальше всех.
Рябинин про себя отнёс его к тому типу людей, которые ни своего не упустят, ни чужого не возьмут.
— Теперь вопрос к человеку. Что вы думаете о Топтунове?
— Кто его знает, — осторожно сказал механик.
— А откровеннее не можете? — усмехнулся Рябинин.
Механик пожал крупными плечами, обтянутыми синим габардиновым пиджаком, который, казалось, треснет по швам от этого шевеленья.
— Я только в технике разбираюсь, — ускользнул он от ответа.
— В технике попроще, — между прочим заметил Рябинин и спросил: — Представьте, что Топтунов не сидел бы в тюрьме, а масло пропало. На кого бы вы подумали?
Теперь усмехнулся Юханов. Широкое лицо стало ещё шире. Глаза блеснули влажными полосками. Для такого лица эти глаза были маловаты: казалось, что там, за прорезями, они нормальные, а на следователя будто в щёлочки подглядывают.
— Формальный вопрос.
— Да, — согласился Рябинин, — но всё-таки ответьте. Только честно.
— И отвечу, — вдруг сразу сказал Юханов. — Я бы подумал не только на Топтунова.
— Но ведь маслом распоряжался только кладовщик, — возразил следователь.
— Не только.
— Рабочие?
— Им без кладовщика ничего не сделать.
— Сторож и уборщица? — на всякий случай спросил Рябинин.
Юханов только дёрнул щекой. Дальше спрашивать не имело смысла, потому что оставался один человек, не упомянутый следователем: Кривощапов Николай Сидорович, заведующий маслобазой. И всё-таки Рябинин осторожно задал вопрос:
— Вы что-нибудь знаете?
— Вот, — удивился Юханов. — Я поделился сомнениями, а вы уже думаете, что я знаю.
— Вы что-нибудь замечали? — настойчиво спросил Рябинин.
— Ничего не замечал, — обрубил механик так, как, наверное, перекусывал клещами проволоку.
Возможно, он ничего и не знал. Но Юханов сообщил важную для следствия деталь: к отпуску масла имел отношение не только Топтунов, но и заведующий маслобазой. Юрков при расследовании исходил их того, что масло отпускал только кладовщик. А тут возникает сразу три версии: масло крал Топтунов, масло крал Кривощапов, масло воровали оба.
Как только за Юхановым закрылась дверь, Рябинин снял трубку и набрал номер телефона уголовного розыска. Знакомый голос отозвался сразу — телефонные звонки в жизни инспектора Петельникова занимали не последнее место.
— Товарищ де Мегрэ ля Бонд ибн Холмс? — внушительно спросил Рябинин.
— Да, это он, — вежливо ответила трубка и так же вежливо спросила: — А это случайно не следователь по особо неважным делам товарищ Рябинин?
— С каких это пор пятьдесят тонн масла стали неважным делом?
— Но какое масло! — удивился Петельников. — Подсолнечное. Я понимаю, украли бы сливочное или… этот… шпиг с корейкой.
— А у меня масло не простое, — не сдавался Рябинин.
— Какое же? — поинтересовался инспектор.
— Нерафинированное, — шёпотом ответил следователь и тут же спросил: — Ты меня понял? Бумага твоему начальнику уже послана.
— Намёк ясен, Сергей Георгиевич, — улыбнулся Петельников. — Завтра подключаюсь.
Они работали вместе не один год.
Маслобаза почти ничем не отличалась от обыкновенной нефтебазы где-нибудь в райцентре: те же баки, горевшие в закатном солнце серебристо-розовым алюминием; те же стриженые тополя, которые насаживают вокруг огнеопасных ёмкостей. Здесь всегда вспоминаются аэродромы — вероятно, из-за окраинного расположения, огромных баков и светлого металла. Вечером маслобаза не работала. Неблизкий шум города да стук моторных лодок с озера только подчёркивали тишину.
Вдоль забора шёл высокий парень лет тридцати в тёмном помятом пиджаке, светлых испачканных брюках и резиновых сапогах. Парень мог бы одним махом перескочить худосочный штакетник, но он постучал в окошко небольшой будки у ворот. Оттуда нескоро вышел старик в ватнике, поверх, которого был наброшен плащ-болонья.
— Ну? — строго спросил он.
— Дедуль, а чего в этом баке налито?
— Чего надо, то и налито, — обрезал дед. — Тебе про то знать не положено.
— Да я, дедуля, после армии. Вот хожу, работу себе поближе присматриваю.
— Тогда другой разговор. Подсолнечное масло у нас нерафинированное.
— Да я так и подумал.
Дед вынес из будки табуретку, а гостю — ящичек с яркой апельсиновой наклейкой. По всему было видно, что старик несказанно рад случайному собеседнику. Усевшись, он уставился на парня, который сразу полез за сигаретами. Когда они закурили, сторож заметил: