Значит, нужен бой. Нужно, чтобы на Луковку напали. Что ж. Да будет так. Нион набросила на плечи накидку Неметоны. Наглость. Почти святотатство. Но оружие нужно скрыть до поры. А потом, на полах вышиты чёрные кресты. А в бой следует идти под знаменем. Эта накидка им и станет! Нион вздохнула. Битвы не хотелось. Но настраивать себя нужно на худшее. Тогда лучшее покажется подарком Неметоны. Пророчица вспомнила. Быстро оглянулась. Неловко сложила пальцы, как делала богиня, перекрестилась. И быстрым шагом пошла вниз. В пиршественную залу.
Внизу шумели люди. Гомон бесед, звяканье ножей и вилок. Новая мода с древними корнями. Те, кто ей нужен, на месте. Жаль, не одни. С ними старик-священник. Плохо. Самая сила, самая опасность исходила от него. И сидят, беседуют. Мирно. Даже увлечённо. Плохо.
Нион подошла к столику, встала рядом и стала смотреть. Не в глаза — мимо. Как будто все четверо — прозрачные, а там, у дальней стены, происходит интересное. Хороший приём. Сколько раз друиды смотрели мимо пророчицы, а она не могла ответить тем же. А вот теперь…
Пирр взгляд узнал и прочёл в нём три важные вещи. Взгляд — подготовка очень неприятного разговора. Главная цель — не он. И — фурия в детском платье не желает начинать разговор первой. Короткое размышление навело на мысль — не говорить друидам. Зато проследить за противостоянием. И узнать, так ли хороша она в споре, когда за спиной нет головореза с мечом? А заодно и друидов оценить. Дополнительное удовольствие доставляло — что он разобрался в ситуации первым. И теперь следил за реакцией остальных. Седой поднял бровь. И только. Второй повернул голову к гостье и начал её рассматривать. Да ещё пнул под столом третьего, начавшего было рот открывать. Так пнул, что и Пирру досталось. Не сильно. Но подагре хватило — проснулась.
Гляделки продолжались, пока мимо Нион не прошмыгнула Эйлет.
— Посторонись, Луковка! Горячее!
Луковка посторонилась. Вовремя — мимо прошествовала кухонная девчонка с судками. Ещё вчера — кухонная, а теперь уже и ужин подаёт легату Вилис-Тармонов. А вот у Эйлет — пустые руки. Странно…
— Теперь так, — сообщила Эйдет, — Важных персон в городе много, и всех Кейр беседой не удостоит, а мы с сёстрами всех обиходить не успеем. Так я поприветствую, для почёта, как кровная родня Дэффида. Отрекомендую помощницу, она и будет хлопотать дальше, а я очередную представлять поведу. А иначе хоть разорвись… Ты меня слушаешь? Или витаешь где?
— Витает, — вставил седой, — ещё как витает. Ссориться сюда пришла.
— Ссориться? — Нион скромно потупилась, — С чего бы? Как может свет поссориться с тьмой, вода с огнём, корова с травой? Я пришла, чтобы вы ушли. И только.
Пирр только головой ворочал. И не понимал ничего — чужой язык. Но тепм и тон разговора уловить мог. От народа к народу, от языка к языку они меняются, и то, что у одних сойдёт за мирную беседу, у других будет означать предшествие кровопролития. Но если за пару дней язык выучить нельзя, то схватить характер можно и куда быстрее. Иной раз — и нескольких фраз хватит…
— Но тьма, огонь и трава — они всегда остаются.
— Где-то. Когда-то. Но не здесь и не сейчас. Здесь и сейчас мне хватит. Везде и вечно — забота большей, чем я.
— Но чтобы решить вопрос о здесь и сейчас, нужно понять какая это часть везде и вечно. Присядь. И мы об этом поговорим…
— Я буду стоять. Я не должна смотреть на вас снизу!
Пирр слушал. И, сперва с лёгким злорадством, а потом всё с большим удивлением, отмечал — разговор выигрывает девочка. Седой друид с самого начала противостоял ей один. Два других… кузнец держал лысого да кряжистого. А тот понемногу закипал — такой человек. Если не дать выпустить из себя лишнее, можно увидеть, как он взорвётся. И выглядеть это будет безобразно. Кажется, такой исход их собеседницу устраивает. А седой пытается сбивать страсти — но ему не хватает времени. На взвешенные слова его нужно больше. Тушить труднее, чем поджигать.
Оставалось помочь одной из сторон. Кому? Не понимая слов — не разберёшь. Но тихо сидеть и ничего не делать — неправильно. Подобные вопросы Пирр решал методом, почерпнутым у римских офицеров — он бросал жребий. Делая это благочестиво — и не нуждаясь для того в костях. Просто выбрать псалом, и номер слова. Не первое-второе, а малость подальше, там, где обсчитаешься мухлевать. Задагать число букв. Четное, нечётное… Мысленно прочесть до того самого слова. И — действовать решительно, всей волей. Уж сколько её ни есть.
— О чём речь? — спросил Пирр у длиннорукого, — Переведи мне. Если разговор о духовных делах, то я не без пользы, да и в житейских мало-мальски разбираюсь.
Нион не думала, что будет так тяжело. Она вообще не думала! Но если бы не давешний священник… Теперь на неё обрушились вдвоём — мягко, увещевающе. Ну что ж. Старик трус? Странно, обычно самые храбрые — те, кому нечего терять. Молодые и старые. Но первым, пусть и нужна слава, да нужна, чтоб жить. А тем, кто своё уже прожил, нужна слава, чтоб помнили их. А ей, Нион, славы вовсе не надо… Что ж. Рука под накидкой. Её ход. Жертва!
Кинжал ударил в стол, глубоко засел в вязком дереве под носом у Пирра. Яростные глаза — в лысого, в упор:
— Переводи: не лезь в чужую драку!
Тот говорить не торопится. Храбр. Весело и обстоятельно храбр.
— Ты промахнулась мимо мяса.
Улыбка. Два слова, и она превратится в гримасу злобы…
И голос с лестницы:
— Луковка, не смей. Грех.
Анна успела. Нион сыпала искрами, как костёр из еловых веток, но не дошло пока даже до кулаков.
— Смею. Я защищаю не себя!
Вот и урони при ней слово-другое про веру. А последнее время она часто задавала вопросы о войне.
— Себя. Ты это она.
Нион потупилась. Смотрит в землю. Краснеет.
— Ты это она. Ты посмела это забыть?
— Я неблагодарная тварь, — всхлипнула Нион, — и я была не права. Прости меня. Я могу что-то исправить?
— Проси прощения у обиженных тобой.
Анна убедилась, что костёр потух. Хотела добавить слов, водой залить. Но тут Нион бухнулась на колени. Перед Пирром.
— Святой отец, прими мою исповедь. Я грешна. Я хотела убить… — и полились слёзы ручьём.