— Тристан! — ахнула Эйра, — этот-то что здесь делает? Его родители не отпустили. Уж это точно!
Анна пожала плечами. Не отпустили, значит, сбежал. Сорванец! У самой двое. Вот только её мальчики — включая мужа — привыкли к ежовым рукавицам. Вот и теперь — наверняка ведь к матери хотят — но не смеют мешать её новому ученичеству. Ждут, пока сида отпуск даст. А Тристана родители избаловали. Конечно, врач и глава гильдии ткачей — люди занятые, видя детей настроены с ними тетёшкаться. Даже если из воспитательных соображений нужно ругать или пороть.
А этот из семьи утёк. И ладно бы — всерьёз хотел учиться у сиды. Правильным вещам. Так нет. В голове одна драка…
Анна ошибалась. В голове у Тристана была не драка — а злость и обида.
Выслушав беглеца, Немайн хмыкнула.
— И ты ушёл из дому из-за детских подначек? Ну нет, в ведьмы ты точно не годишься. Вот поговори с Анной, та расскажет, какое к ведьме отношение. И чего это стоит — при таком обхождении не превратиться в злобную ядовитую тварь, а остаться хорошим человеком и заслужить общее уважение. Да и рыцарь бы скорее бросился в бой с обидчиком, чем сбежал!
— А я и бросился! — Тристан гордо вытянулся, — Точнее, на поединок его вызвал. Вот только брат меня сразу скрутил. И смеялся долго…
— Сила солому ломит, — сообщила Немайн, — но это не повод из дому уходить. Оставить записку родителям или передать словечко через сестёр ты, конечно, не догадался?
Тристан пожал плечами.
— Ну да, это взрослые штучки, — сида присела на пятки, и теперь смотрела глаза в глаза, — но несносным ты ведь находишь одного только среднего брата?
— Ну да!
— А за что остальных наказал? Они же беспокоиться будут! Ладно. Я им письмо напишу. А пока, раз уж ты тут, продолжим занятия…
Тристан получил задание на выработку правильного шага, и был рад-радёшенек — мулинеты ему изрядно надоели, простая гимнастика не вызывала в душе подъёма. А шаги — они были настоящие, боевые!
Вот тут и раздались встревоженные крики от поднявшейся уже на два десятка метров стены жилого донжона.
— Подъёмник, — громко сказала сида, — следовало ждать. Ох, голова моя, голова…
И глупая, и мокрая — чего доброго, заболит, прохваченная ветром. Вся надежда на печку внутри. Но вот как раз на голове бурого жира немного. Можно и переохладиться.
Причитала она уже на бегу, а потому и замолчала быстро. Рот был нужен — дышать. Уже на месте — когда все крестились — кивнула. Система безопасности сработала. К сожалению, не до конца.
— Подъёмник упал, леди сида, — доложил мастер, возводящий башню, — по счастью, не совсем. Зацепился за леса твоими лапками на верёвках. А мы-то думали, опять дурная работа…
В голосе мешались радость и удивление. Надо же! Эта штука работает!
— А это что?
Вот именно — что. А несколько минут назад был кто — живой человек. Не повезло — высота такая, что выжить можно. Но — упал неудачно, головой. Как раз на камни, которые должны были ехать наверх следующим рейсом.
— Выпал, — голос мастера был безразличен. Погибший не относился ни к его клану, ни к его ремеслу. Чужак, из тех что приплыли на дромоне. Да ещё и чужак глупый, — Не привязался. А остальным мы сейчас со стены верёвки спустим. Так что не беспокойся, леди сида…
И осёкся. На месте симпатичной девчушки стояла грозная владычица холма. Глаза-плошки, нос-кнопка, ушки-треугольники — всё осталось на месте. Поменялось выражение. Да ещё улыбчивый ротик зло перекосился набок, клычки приоткрылись. Маленькие, да острые. Мастеру сразу вспомнилось — сиде позволено есть мясо в постные дни. Потому, что росомаха хищная…
— Я беспокоюсь, — прошипела сида, — потому, что верно спроектированное и удачно испытанное устройство не сработало. И это привело к смерти земной вот этого человека. А, возможно, и к смерти вечной. Получается — либо он самоубийца, раз не привязался. Тогда ему дорога в ад. Либо он убит мной, сделавшей страховку ненадёжной. Тогда на мне очень тяжёлый грех. Либо… Срубите леса. Я хочу осмотреть подъёмник.
— Да что его смотреть, — вздохнул мастер, — и так всё ясно. И вины, леди сида, твоей тут никакой нет. Гремлины. За ними не уследишь.
— Это ещё кто? Рассказывайте. А заодно…, - сида дёрнул ухом, оглянулась, — Эгиль, ты уже здесь? Сними мне эту штучку, хочу посмотреть, что с ней стряслось. И что за гремлины такие.
Норманн пригладил бороду.
— Гремлины? Суеверие. Нет никаких гремлинов. По крайней мере, на требюше их нет.
— Нет кого?
Мастер-каменщик и Эгиль переглянулись.
— Я говорил, — сказал викинг, — их нет. Вот, даже леди сида о них не знает!
— Значит, они новые… — вздохнул мастер, — Камбрия такая страна, что в ней новые фэйри заводятся, как черви в муке. Было бы место. Вот у нас гремлины завелись. Ясно теперь, почему их леди не отвадила. За ними и так не уследишь, а ты о них и не знала. В общем, ребята говорят, повадились к нам на стройку такие существа. Препаскудные! Очень уж машины твои не любят, и вообще всё сложное. А потому норовят сломать. Где верёвку перекусят, где рычаг нажмут когда не надо. Видели их, правда, редко — и то случайно. Маленькие, говорят, в красных и чёрных балахонах. И ступни не как у людей, а утиные. Жёлтые и с перепонками…
Полчаса спустя он уже не описывал гремлинов, а держал за шиворот очень несчастного жилистого человека в грязноватой рабочей одежде с перевязью кэдмановских цветов. Этот бедняк, даже несмотря на ноябрь, ходил без пледа, но знак принадлежности к клану носил.
— За машиной присматривал именно ты, — скучно напомнила сида, — Сам вызвался. Мол, слаб таскать кирпичи, зато смышлён. Ну-ка напомни, что ты должен был делать?
Смотритель подъёмника оттарабанил.
— Сейчас спустят лифт, — вставила сида незнакомое слово, — но я и так вижу: правый страховочный торсион не вытолкнул лапу. Оттого площадку и перекосило. Скорее всего.
Эгиль хмыкнул. Если Немхэйн говорит "скорее всего" — значит, точно. Хуже того. Выяснилось, что торсион за три дня не перетягивали ни разу. Вот и ослаб. Хорошо хоть второй сработал… Тут взорвалась Анна.