— И эти люди сочиняют байки про гремлинов! А ведь машина — она заботу любит. Вот в меч, скажем, или корабль — переходит же часть души мастера? А почему в требюше, колесницу или подъёмник — нет? Вот вещь на них и обижается. За дурное обращение, за небрежение, за неухоженность… Я верно всё сказала, наставница?
Для рабочих это было самое то. Да и вообще для седьмого века. Так что Немайн поспешила подтвердить.
— Всё так. Могу добавить: обычно, чем машина сложнее, тем она капризнее, тем больше заботы и ухода требует. Вот теперь, пожалуй, всё.
— А с этим что делать?
Смотритель, надеявшийся, что про него не вспомнят, свесил голову. Сида никогда ни про что не забывает… Ей, разве что, времени может не хватить. Или другие дела найдутся.
— Что делать, что делать… Он убил? Убил… Без умысла. Значит, пусть цену крови платит. У погибшего есть кто? И штраф. Мне. Впрочем, не привязавшись, погибший половину вины взял на себя. Так что справедливо будет, если виновный внесёт только половину виры за свободного безземельного человека. И штраф такой же. По двадцать пять солидов, стало быть. Не уплатит сам, пусть просит у клана. Не уплатит клан — казним.
— Так он из твоего клана.
— Верно… Значит, мне он должен двадцать три солида. Видите, я свою долю внесла.
Брезгливо дёрнула ушами и двинулась прочь. Рабочие провожали её взглядами. Пока Эгиль не разрушил тишину.
— Чего стоите? Хотите, чтобы за этот день вам не заплатили? Насчёт похорон и отпевания я распоряжусь.
Тут сида остановилась.
— А на ком теперь машина будет?
Рабочие принялись прятаться друг за друга.
— Двойная плата, — напомнила сида, — а всего и надо, что простая аккуратность.
Стали переглядываться.
— А гремлины?
— Нет их. В природе.
— А вдруг заведутся?
Немайн собралась было вякнуть, что машину батюшка Адриан освятить может — но осеклась. Вот тогда точно не пошевелятся до следующего трупа. Да ещё церковь в обвинят в неминуеммом несчастье. Что ж. Суеверия, так суеверия! Сида нарочно пошевелила ушами — чтоб все вспомнили, кто она, хитро прищурилась и объявила:
— А если грамотный человек возьмётся, тройная. Машины таких любят, а гремлины боятся. Точнее, боялись бы, если бы существовали!
— Так где их взять, грамотных? — спросил мастер, — Тут не Кер-Миррдин и не сидовский бруг! Я вот понимаю, например, в чтении и даже письме, ну так я на иной работе нужен.
Сида неверяще провернула уши. Как человек бы оглянулся.
— Что, совсем никого?
— Леди сида…
Немайн повернулась на голос. Девушка… Нет, молодая мать: платье, точно как у Немайн. Наверняка и ребёнок где-то есть. В руках — узелок. Угощение? Мужу, брату, отцу?
— Может, я подойду?
Начала ещё слышно, а последнее слово только Немайн и услышала.
— Ты грамотная?
— Да, леди сида. У нас многие девочки грамотные. Мальчиков важному учат, а нас так, баловству. Нет, я умею биться копьём и мечом! Вот только толку от меня…
Немайн рассмотрела грамотейку. Две толстые каштановые косы — практичная причёска на войне. Кинжал на поясе, плед наброшен по-мужски, через плечо. Цвета Монтови. Полноправная! А росточком немного выше.
Та внимание сиды восприняла по-своему:
— Леди Немайн, не смотри, что я маленькая. Ты же тройную плату обещала? А я себе помощника найму за полуторную. И уж прослежу, чтоб всё было натянуто и прилажено. Я аккуратная, у меня даже молоко никогда не убегало… Вот кого хочешь спроси. А гремлинов я не боюсь!
— Медб… — простонал один из рабочих, — уймись.
— А что? — спросила Немайн, — Звучит разумно. Отныне подъёмник на тебе.
Та немедленно показала своему мужчине язык.
— Ты ей муж или брат? — поинтересовалась у того Немайн.
— Муж, — мрачно сообщил тот, — и не быть мне больше счастливым человеком! У Медб характер точно по имени! Брак у нас равный, а зарабатывать она теперь будет больше. Со свету ведь сживёт! Хоть разводись…
— Не надо со мной разводиться! — испугалась Медб, — Ну, хочешь, я не буду следить за машиной?
— Поздно, — пожала плечами Немайн, — Во-первых и в главных, я тебя назначила. Во-вторых, ты будешь помнить, как муж тебя загнал под лавку. Если ты и правда характером в королеву коннахтских сидов, он и месяца не проживёт! Впрочем, у него ещё есть шанс всё исправить.
— Какой?
— Выучиться грамоте. И освоить работу с ещё более сложными машинами, чем ты! Ну, или перезаключить брак — с твоим преимуществом.
— Не выучится он. Бычок бычком: красивый, сильный. Эээ… Ласковый. Так что пусть сразу признает, что я главней!
Раскраснелась, руками стала помахивать. Брови сдвинулись, глаза налились азартом спора. А муж кулаком по стене:
— Выучусь! И устроюсь к норманну на камнемёт!
— Не выучишься! Я умнее.
— Нет, я!
— Да ты даже слово «требюше» выговорить не в состоянии! И учить я тебя не буду!
Тому словно пощёчину влепили.
— Медб, ты что, правда хочешь развестись?
— Не хочу! Но я тебя учить не буду. Так нечестно потому что! И некогда будет мне! Теперь же не только ребёнка да тебя — но и великана деревянного обихаживать придётся…
— Другого учителя найду.
— Глаза выцарапаю!
— А если он мужчину-учителя найдёт? — поинтересовалась Немайн.
— Ну, тогда хорошо… Но кого ж это? Мало таких и заняты все. Разве батюшку Адриана уговорит! Хотя вот: пусть учится не один. И прилюдно. А то получится — на глазах жены по бабам бегает.
— А девиц и дам, значит, грамотных много? — на Немайн и смотреть-то было весело: так вся насторожилась, уши вперёд насторожились.
— Много… У нас, у Монтови, много. Почти все. Мы ж римлянки! Только… не будут у нас учиться. Зазорно. Ну, разве только мой, оттого, что деваться некуда.
— А остальным тоже некуда. Скоро такой выбор будет: кто учёнее, тот и командует. Вон, Эгиль. Чужеземец — да умеет многое. На стройке — третий после Бога. А Харальд? А греки с дромона? Так что…
Назавтра в Кер-Сиди срубили три временных школы. Для мальчиков, девочек и взрослых. Последняя была общей — специально, чтобы мальчики и их родители догадывались: не выучишь парня грамоте в детстве, взрослому придётся позориться перед девушками. И всё равно в школе для девочек оказалось как бы не в три раза больше учениц, а в мальчишечьей скамьи пустовали. Преподавателями оказались два приехавших с викариев монаха — и три десятка камбриек. Ни один мужчина-гленец на эту работу не пошёл, хотя Немайн и положила им полуторную, по сравнению с простыми рабочими, плату. Проблема с начальным образованием худо-бедно разрешилась. Пора было приниматься за специальное, среднее и высшее… Увы, тут дело обстояло неизмеримо хуже. И всё-таки… Харальд с удовольствием рассказывал о правилах скальдического стихосложения, заодно вбивая основы единого пока датско-шведско-норвежского языка и настраивая головы на способность к логическому и абстрактному мышлению. Беженцы из Египта взялись за латынь и греческий. Друида удалось уговорить преподать основы травного дела. Механику — под наименованием "основ волхования" взялась вести Анна. Сама она уже вполне освоила то, что наставница, вслед за древними египтянами, повадлась называть простыми волшебными вещами: принципы действия рычага, блока и других устройств этого рода. Поуговаривать, конечно, пришлось — но, в конце концов, Анна признала, что знание людьми некоторых азов никак не повлияет на её, Анны, статус, скорее наоборот, добавит уважения. А работа — ненадолго. Только подготовить смену.