— Это как беременная Маха, что ли? — припомнил горнист-ирландец печальную историю про болезнь древних ольстерцев.
Харальд на мгновение умолк — и разразился хохотом:
— Точно — бегают — как беременные! А мнят себя героями! А у твоей сестры повадка правильная, росомахой машет — заворачивает своих! Умная. Под стрелы не лезет! Куда им псам за цаплей гоняться! А ведь рано, лучнику ещё не дострелить. Скачут назад. Встали и лучников угостили! Из-под хвоста! Точно росомаха! — Харальд вошел в азарт, а Немайн вдруг вспомнила футбольного комментатора.
— Снова взяли высоко. И хорошо — что шло кустам в макушку, попало большим деревьям по корням. Эх, сейчас бы на коня, да на эту толпу клином… Ага, хвосты поджали, видел я такое на охоте, сейчас вместе столкутся, храбрости наберутся и пойдут… Наши на дороге уже стенкой стали. Ждут… Лежи, лежи, саксы пока не собрались в строй, и если успеют за полчаса — я удивлён.
Потом — молчание, изредка прерываемое сообщением, что колесницы все целы, и неплохо развлекаются. Все же ближние, кроме Харальда, заняты. Весь штаб — телохранитель, двое трубачей — сигналы подавать. И несколько гонцов.
— Лес запалили, — продолжил вдруг репортаж Харальд, поскучнев, — Зачем зря землю зорить? — фразу из четырёх слов на одну букву он пропел, как строку хулительной песни, — Конницу там все равно не укрыть! А голытьбу с дротиками да пращами есть кому гонять. Ветер гонит пепел и дым на наших, но кто знает, как он переменится, когда разгорится? Дыши мы водой, как рыбы, я бы сказал, куда, а так — не берусь. Ничего, прочихаться перед боем — не самое худшее дело. Хотя на месте короля я бы уже отправил пешему войску мокрые тряпки. Очень хорошая вещь.
Немайн, не открывая глаз, кивнула. Спросила с нарочитым зевком:
— Мне ему крикнуть?
— Спи. И так ничего страшного. Мы же поле пристреляли, так что — войдут в дым, начнём стрелять. Всего убытка — немного стрел раньше выпустим. И не ёрзай так. Подоткнуть одеяло?
— Нееет, — снова зевок. — Эх, хорошо, зимний день короток. Стража промелькнёт — не заметишь. Даже если не всю стражу проспишь — всё равно больше времени останется в запасе. Так, стену сбили. Щиты красные слева, как раз напротив наших копейщиков. Справа пестро, кто как красил. Копья щетинятся. Железная свинья идет… Ветер южный, правду вы, камбрийцы, говорите — добрый ветер! Дым унесло. Два отряда — в основном лучники, но и хорошая пехота тоже есть — идут к городу. Там их с колесниц расстреливают. Приноровились. Хорошая девушка твоя сестра! Не одна ты её любишь: как кабанов на вертел саксов насадила, по двое-трое на один. Но пора бы ей… Стоит. И что они свои щиты выставляют? Не спасёт их бычья кожа, и толстая липа, и даже железо… И не спасло. Близко лучники подошли! Вздёргивают луки! Пляшет «Росомаха» в руках Эйры. Город открывает ворота, но птицы битвы уже сыплются на колесницы. Режут колесничие упряжь, отделяя падаль от живых лошадей… И снова летят, как вода с горы! Колесницы уходят! Все прошли, иные на трёх лошадях, иные и на двух. Ворота закрыли, теперь заваливают. По мне — зря, отряд маленький, что он сделает. Ага, стреляет вверх, по частоколу. Всё-таки деревянные щиты — это хорошо, держат они стрелы. А их стрелы частокол держит. Так долго можно веселиться! Ну, всё. Красная волна двинулась. Просыпайтесь, леди!
5. Правый берег реки Нит, город Кер-Нид и поле перед ним. Год 1400 ab Urbe condita, 25 декабря. (вычитка 1 по Марченко)
Харальд сбился на эпический слог. Немудрено. Хороший поэт способен разглядеть величественность и в самом заурядном событии. На поле же перед Кер-Нидом происходила битва, превращающая скромное представление норвежца о Рагнарёке в сон о дворовой потасовке!
Наибольшая экспедиция на памяти нынешнего поколения норманнов — полтора десятка длинных кораблей. Меньше тысячи воинов. Здесь только защищалось вчетверо, накатывался же человеческий вал, который не уместить и на сотне драккаров.
Норманн покосился на сиду — как раз изучает неприятельское построение. Что-то отразится на лице? Разочарование!
— Я думала, они построятся плотнее.
— Значит, у них много дротиков. И нет настроения сразу переходить на копья и мечи. Гвардия-то во второй линии. Топоры хороши после прорыва. Хотя, строй можно и топорами развалить. Особенно такой, жидкий.
Викингам. Особенно с датскими топорами — которых пока не придумали. Для большинства иных воинов — немыслимо. У разрежённого строя есть и преимущества — воины из задних рядов могут сменить тех, кто начнёт бой, когда те устанут. Не мгновенно, и не в сече — но всё таки. Командиры тысяч вместе со свитой могут свободно перемещаться внутри такого строя, поддержать при неудаче, возглавить удар, если во вражеском частоколе копий возникнет щербинка. В первом ряду — сплошь копья. Но на десяток длинных жал непременно придётся лучник — для того, чтоб, улучив момент, выбивать вражеских воинов на короткой дистанции. На большее саксонский малый лук и не способен. Право, ирландские пращи и то дальнобойнее.
Изначально подразумевалось, что пращники попробуют действовать из леса. Глупо не использовать преимущество, которое даёт традиционное оружие доброй части подданных Диведа. И Глентуи — сейчас там, между двумя армиями, разворачивались для недолгого боя и шесть десятков пиратов Этайн. Закинув маленькие щиты и дротики за спину, заложив пули в нехитрое оружие, они стремились навстречу опасности.