Штуку со знаменем подсказал Харальд. Росомаху — как символ и значок, он знал хорошо. И если ворон искони означал "пленных не берём" — здесь и сейчас, впрочем, и так не брали — то проказливая растрёпа, примостившаяся при древке или вышитая на полотнище означала — "граблю до исподнего, включительно". Главное же, пользовались этим знаменем исключительно норвежцы. Которые как раз и выдавливали англов, саксов и ютов с благодатных датских земель. Ох, и хорошо же должно было стать тем, кто от норвежцев попросту сбежал, надеясь забрать землю у цивилизованного, размякшего народа. И вдруг увидел ненавистный символ. "Мы уже тут. Ну, подите сюда, голубчики."
Вторая часть визита — чтоб увидели подновлённую стену со стороны болота. Без ворот. Что ворота есть, но видны только с северной стороны — саксам знать не стоит. Так же как и того, что с севера конница уже может пройти по «болоту». А вот на юге земля достаточно подсохнет только к утру. И, всё-таки, нужен третий пункт экскурсии — ко рву. Для надёжности.
Барды-загонщики старательно играли роль стражников, общаясь бряцанием оружия. Но делать это старались «естественно». Врага следовало уважать.
Хвикке любят и ценят «малую» войну. Которую ведёт не войско короля строем, а несколько добрых воинов своим усмотрением. Спроси любого — именно в этом главная их особенность, совсем не в бое строем, это умеют почти все. Подкрасться, напасть внезапно. Безопасно убивать, потом хвалиться победами. В этом же походе такого развлечения на их долю выпало немного. Разумеется, выходить-то многие выходили. Да все бритты ушли в земляные крепости на холмах. Пахать не надо, скот, кроме свиней, на зиму так и так в стойло загонять. Дров — и тех запасли вдосталь. А если кто и выходил — посмотреть, чего и как — так не один. Да оказывался ничуть не меньшим любителем малой войны — ко всему, располагающим лошадью и промышляющим на родной земле. Тут, при всех талантах саксов, шансы уравнивались. Это не считая диведских разъездов!
Разведку Хвикке всё равно высылали. Но удовольствия в ней не было. И только теперь им стало интересно по настоящему. Сходить в лагерь враждебной богини — подвиг. Даже если никого там не убьёшь.
Что на влажном лугу что-то припрятано, они поняли сразу. Ночь, болото, плавни, неожиданно сухая земля болотистого берега. Впрочем, дождей не было давно. Вот потому бритты не поленились — вырыли рвы и кольев натыкали, закрыли дёрном. Чтобы точно обезопасить берег. Оно и немудрено — со стороны болота разве пеший подойдёт, а перевес в пехоте не за ними…
Немайн превратилась в продолжение собственных настороженных ушей, ловя голоса врагов. Тихо. Очень тихо. Но — слышно!
— Что они говорят? — прошептал лежащий рядом аннонский бард.
— Один уверяет, что перекрытия больно толстые для ловушки. Другой считает, это неважно — земля обрушится сама, слишком непрочная. Третий… Третий подозревает машину! Он знает обо мне, и думает, что рвы будут пропускать нашу кавалерию и проваливаться под саксами. Потому, когда они будут отходить, первого — убейте. Второго — подраньте, не насмерть. А третий… Пусть живёт. У саксов командир умный. Он не поверит в избирательный пропуск, а колья убедят его во второй версии.
— Ясно.
Бард скользнул в ночь. Саксов понемногу оттесняли обратно. Она же продолжала ждать — возвращения. Волновалась, вслушиваясь. Да разглядывала колышущуюся траву.
Но вот рядом — неслышно людям — шаги. Да, это не сакс. А мокасины, оказывается, не только в Америке носили.
— Удалось?
— А… Ты слышала шаги? Я сделала всё, как ты сказала. Одного застрелила я, второго ранила Фланн. Она искуснее в стрельбе из лука. Раненый сакс, как и тот, которого мы отпустили целым, ушёл к своим… Можно больше не таиться.
Немайн вскочила и начала отряхиваться. Впереди ждала бочка с водой — и на этот раз с горячей. Почти кипяток. Блаженство! А потом четыре часа сна. Но — вопрос следовало задать. А то — кто знает, что за драконы таятся среди этого белого пятна.
— Почему ты говоришь о себе и остальных, как о женщинах? «Сделала», "она"?
Вот тут бард немного удивился.
— Потому, что почитаем тебя выше остальных богов. И, когда важна помощь судьбы, стараемся напомнить ей, что мы — немножечко ты. Мы всё-таки барды, и, хотя стрелы нам привычнее песен, такие вещи проделываем словом…
Немайн тяжко вздохнула. Вот так всегда. Хочешь драконов? Посмотрись в зеркало! А в крепости кипит новая работа — собирают камнемёт. Распоряжается Нион, которой и полагается командовать в бою этой штуковиной. Как бездоспешной.
Барки пришлось купить, и недёшево. Майни шипела от жадности, и всё бормотала, что подобные деньги за перестраховку — это слишком. К тому же, может не сработать! Но вдруг, вдруг, вдруг… Эмилий уже ускакал на север, а теперь черёд Эйлет — со всей тыловой командой, на восемнадцати барках. Настоящий флот.
Задача была понятная — срубить мост, чтоб армия Брихейниога могла подойти к месту боя по левому берегу, и ударила саксов во фланг и тыл. Внезапно. Расстороенных битвой с диведцами — и неважно, победителей или побеждённых. Новым и странным было то, какой мост предстояло построить. Не на обычных сваях-быках — а на лодках. Вот на этих самых барках! Так должно было получиться гораздо быстрее. Хорошая идея. Только Эмилий отчего-то, выслушивая задание, отразил на лице понимание. Не собственно задачи, а — тайного. Словно он узнал про Майни что-то очень важное и интересное.
Эйлет решила — римлянин всё ей расскажет. Только сначала нужно его догнать… Увы, этого оказалось недостаточно — слишком много работы свалилось. Армию снабжать, мосты строить — не с тарелками бегать да рагу по-мунстерски варить. И людей узнаёшь совсем иначе, чем по залу трактира. Только вот толковые женихи всё никак не попадаются! Разве только римлянин. Иноземец, это плохо. За ним ни клана, ни гильдии, а род если и есть, так за морями остался. Но отцу не в первой брать в дом чужаков! Майни же принял… И неважно, что сида. Главное — умная и сильная. И верная. Такую в семью принять — честь!
Вот и Эмилий. Умный и сильный. А верность и честь… Как их проверишь? Эйлет ломала себе голову — те немногие минуты, когда не раздавала указания рабочим, не барахталась в холодной воде, спасая сдуру посаженную на мель барку, не тянула верёвки и блоки, подавая пример, не ругалась с кормчими идущих вниз судов, которым мост перегородил путь. Не спала, наконец!
Она совершенно не подозревала, что проверка, бряцая сбруей и оружием, во весь опор летит к её мосту. Командир уэссексцев, издёрганный постоянными упрёками в бездействии, решил провести глубокую разведку.
то были лучшие — из тех, кто остался. Самые доспешные, самые умелые, храбрые и осмотрительные разом. Все — рыцари, цвет уэссекских тэнов — служилого сословия, более всего напоминавшего дворянство. Ни слуг, ни оруженосцев, лишь несколько опытных латников. Работа предстояла опасная и трудная. Требовалось обойти сильных, до поры не обращать внимания на слабых. Вернуться, рассказать. И только увидев достойную цель, бросаться в атаку.
Понтонный мост, уже перекрытый на всю длину, безусловно, такой целью являлся.
Эмилий не был бы римлянином, если бы не организовал охранение. А гленская тыловая команда состояла из воинов. Сида их буквально из рядов вырвала — тех, кого кланы поставили бы в строй. Сказала — снабжение нужнее лишней сотни бойцов. Те сперва ворчали, но после того, как армия Глентуи пролетела свой путь втрое быстрее обычного, умолкли. Поняли — стали подручными по военной магии. А это — боевая работа, и даже почётная.
Топоры у гленцев и без того под рукой были. Многие и дротики похватать успели. В том числе Эйлет. Вот и оказалась в первом ряду, возле Эмилия. Спереди — нахальная зелень заливного луга, не обращающего внимания на давно наступившую зиму, потеющая грязью грунтовая дорога. За спиной — ленивый поплеск речной волны и остов недостроенного моста. Короткий строй — три линии, меньше никак — нужно, чтобы бойцы чувствовали поддержку. Людей, которых для стройки было вполне достаточно, вдруг оказалось ничтожно мало.
А потом показались саксы. Первый удар — несильный, вскользь — как у конницы, только начавшей привыкать к стременам. Полетели дротики — немного, да ни одного мимо. На место раненых и убитых встали люди из второго ряда. Саксы напали снова. Вновь — хрипы, стоны. Вновь свежие люди в первом ряду — но уже с заминкой.