Вернувшись после встречи с Синицей, Григорьев рассказал о нем Алене:
— Хороший мужик, но у него что-то вроде врожденного невезения. У нас в роте был парень, с виду нормальный, но ему постоянно не везло: во время прыжков с парашютом он единственный упал в речку и там чуть не захлебнулся, запутавшись в стропах, потом лежал с пневмонией, потому что вода была уже холодная — ноябрь. Следующий раз он приземлился на единственную корову, накрыв ее куполом, та в ужасе понесла и долго таскала его по полю, пока он не отстегнулся. Потом как-то повис на дереве. Такой он был невезучий человек. Его отправили в другую часть после того, как у него единственного из ребят под водой отказал дыхательный клапан. Вытащить-то его вытащили, но более решили не рисковать. С таким невезеньем вполне можешь еще кого-то угробить. Дальнейшую судьбу его не знаю.
Еще одни одноклассник Григорьева, Витя Романов, тоже работал на госслужбе, но гораздо более удачно. Устроили его туда по блату родственники жены. Получив эту должность, он внезапно начал получать очень большие деньги, хотя особо ничего и не делал. Подчиненные вдруг стали приносить его долю, он не отказывался, брал и очень быстро к этому привык. Постепенно без особых изысков он начал тратить пять тысяч долларов в месяц, да и тех хватало только впритык. Карточку, на которую ему перечисляли официальную зарплату, отдал жене. Вернуться на чистый оклад, который был на тот момент не такой уж и маленький — тысяч двадцать, показалось бы ему теперь злой шуткой, ему не хватило бы этого и на неделю. Он одной только прислуге платил пятнашку в месяц, да и та была недовольна зарплатой и требовала прибавки, несмотря на то, что сама была из Полтавы, где пятьсот долларов считались очень хорошими деньгами. Одно только содержание машины обходилось ему в среднем тысячу долларов в месяц. Понятно, пока фартило, нужно было создавать частное предприятие, оформленное на родственников. И такое предприятие действительно зарегистрировали. Ничего особенного: дочерняя фирмочка для ускоренного прохождения документов по лицензированию — некая рыбка-прилипала, но уже за большие деньги. Можете, конечно, делать все официально, но это будет очень долго и все очень детально проверено, и непременно будут замечания, которые устранить будет невозможно, потому что требования так специально и были составлены, чтобы их выполнить было нельзя, почти то же самое, как и у пожарных. Очень, кстати, умно.
Из интереса Витя начал заносить все свои траты в компьютер, чтобы потом, по окончании месяца подсчитать, куда же уходят деньги. Получилось, что все обязательные платежи составляли сумму ровно в четыре раза больше его официальной зарплаты. На следующий месяц при довольно жесткой экономии с его стороны — всего в три раза больше. И у всех в их конторе было так же.
Другие ребята из класса тоже зарабатывали немаленькие деньги, но уже реально тяжелым трудом. Например, Миня Ершов работал водителем-дальнобойщиком. Последний раз виделись с ним в марте этого года на встрече школьных друзей, где обычно собиралось человек пять. Миня тогда только что приехал с Севера. Груз у него в этот раз был негабаритный — тяжелые экскаваторы, но до Сургута хоть с трудом, но как-то их дотянули. Казалось бы, почти все трудности позади. Однако севернее Сургута на дорогах начались большие проблемы. Штрафовали там безжалостно, причем официально с оплатой через сбербанк. Оказалось, что на Ямале гаишники получали очень большие зарплаты и оттого взяток совершенно не брали. Миня пришел на встречу со своей новой подругой возрастом чуть за тридцать, на вид — довольно бывалой, которая, посмеиваясь, тут же всех школьных друзей и перессорила. Григорьеву она сходу заявила, что у него дешевая рубашка, рублей за сто (черт его знает, сколько стоила та рубашка — Григорьев и не помнил). В то же самое время она обладала совершенно магической сексуальностью. Что-то произошло, появилось напряжение, и под конец все они пересрались, Миня не сдержался и все-таки дал подруге в глаз. Потом они с ней мирились известным способом: со стонами, запершись в ванной. Потом снова переругались и Миня ушел, хлопнув дверью. Время было позднее, Мариша осталась. Григорьев постелил ей на раскладном кресле. Часа в два, наконец, улеглись.