— Бесполезно. Ни физических данных, ни реакции, ни элементарного желания хоть чему-то научиться. Твое место на трибуне. Иди с глаз моих.
Ксения послушно кивнула и охотно обосновалась там, на указанной трибуне. Тем более что она очень любила эту игру. Не участвовать (упаси Боже!), просто смотреть. Напряжение поединка, его красота и мудрость захватывали мгновенно. Не умея сделать ни одного удара по мячу, Ксения тем не менее знала их все. За несколько лет, проведенных на трибуне, она научилась не только разбираться в игре, но и мыслить ее терминами. Вот и сейчас, разговаривая со следователем, мысленно вела счет и записывала себе проигранные очки. Когда играла Евгения, все выглядело иначе. Если не на корте, то в жизни.
— Вы работаете?
— Нет. — (15: О).
— Учитесь?
— Нет. — (30: 0).
— На что же вы тогда живете?
И сразу 40: 0 не в ее пользу.
— Вам давала деньги Евгения Князева, так? Следовательно, вы были заинтересованы в ее смерти?
Все, проигранный с сухим счетом гейм. Хотя как она, невысокая, страшно робкая Ксения Вишнякова, могла убить свою лучшую подругу, девушку крупную, спортивную и ростом под метр восемьдесят? И пришлось набраться сил, зажмуриться и ударить наконец по мячу, перебросив его на ту сторону сетки:
— Послушайте, зачем же мне ее убивать, если она давала мне деньги?
Неужели попала? Ну надо же, взял! Потому что на свет Божий появляется эта нелепая бумажка, обычный тетрадный листок, исписанный крупным почерком Евгении Князевой. Ксения была уверена в том, что этот листок давно уже уничтожен. Потому что Женя и не собиралась умирать. А следователь кладет его на стол:
—Вам это знакомо, Ксения Максимовна?
Что делать? Что делать? Неужели из-за этой бумажки, из-за глупой шутки ее сейчас заберут в тюрьму?!
— Вы меня заберете, да? — прошептала она.
— Куда?
— В эту… В камеру.
— Ну, на основании этого документа санкции на содержание вас под стражей никто не даст. Материальная заинтересованность, конечно, мотив веский. Но вы же не одна упомянуты в завещании покойной. Кстати, что это за чепуха? Не похоже на серьезный документ. Поясните.
И она начала отыгрываться. Быстренько, пока следователь не опомнился и не начал опять свои коварные удары в те слабые места, за которые Ксения особенно боялась. Бегала она плохо и соображала медленно. «Реакции никакой», — как обычно говорила Женя, отбирая у подруги ракетку. Но противника можно и запутать, если говорить торопливо, бессвязно и в слезах. Так, как она сейчас:
— Видите ли, это была шутка. Собралась небольшая компания, одноклассники мои и Жени. Мы с ней вместе учились. Вспомнили вдруг, что в этот день, год назад, погиб один парень. Тоже из нашего класса. Разбился на машине. Представляете? Такой молодой! Ну, мы и выпили немного. Совсем чуть-чуть. И получилось так, что разговор зашел о смерти. О преждевременной смерти. Ну там трагический случай или автокатастрофа. Самолеты тоже падают иногда. А Евгения много летала. И вообще ездила. И она вдруг в шутку вспомнила, что завещания-то у нее нет. А с матерью… Не хочу об этом говорить. И Женя тут же написала эту бумажку. В шутку. А одноклассники тоже в шутку ее заверили. Видите, сколько здесь подписей?
Ксения пододвинула тетрадный листок к себе. Ну кто примет всерьез такую чепуху?
«Я, Князева Евгения Николаевна, находясь в здравом уме и твердой памяти, хотя и после выпитого бокала вина, торжественно заверяю: на мой рассудок это никак не повлияло. После ста граммов напитка крепостью в девять градусов я нахожусь все в том же здравом уме, который и подвигнул меня сделать следующие распоряжения на случай моей преждевременной смерти.
Все мое имущество я в равных долях завещаю моей подруге Черри и тому из Шуриков, который меня любил больше всех. Не факт, что это был последний. Ищи, Черри, ибо только при этом условии ты получишь наследство, а оно тебе ох как необходимо!
Для несведущих поясняю: Черри — это Ксения Вишнякова, иначе Вишенка, как мы все ее звали в школе. А Шурики — это мои бой-френды, которые клялись в неземной любви попеременно на протяжении всех лет моей теннисной карьеры. И, надеюсь, еще будут клясться. Если же они все в состоянии доказать, что любили меня одинаково сильно, то мое недвижимое имущество следует продать, сделать денежнокупюрнодвижимым и поделить на всех Шуриков сразу. Поняла, Черри?
В целом же все это шутка, ибо я собираюсь жить долго, и если не счастливо, то обеспеченно. А последнее и гарантирует то постоянство, которого, увы, не хватает простому человеческому счастью. Проверено и заверено:
Евгения Князева».
Далее стоял размашистый автограф и несколько подписей, подтверждающих, что завещание было написано в присутствии многих свидетелей. Все было бы ничего, если бы один из одноклассников не работал в нотариальной конторе. И на следующий день, так же шутки ради, он взял с собой злосчастную бумажку и ее заверил. Мол, самое смешное из всех завещаний, которые приходилось составлять. В нотариальной конторе тоже посмеялись, но дело сделали. Бумажку Женя сунула в сейф, тотчас о ней забыв. И теперь несчастная Ксения сидела и оправдывалась. А следователь забрал завещание назад и спросил:
— Сколько у Евгении Князевой было денег?
— Не знаю, — честно ответила Ксения. — Меня это не интересовало.
— А что за недвижимость?
— Трехкомнатная квартира почти в центре Москвы, евроремонт, улучшенная планировка.
— Ого! А машина?
— Две. «Тойота КАУ— 4» и какое-то «пежо». Да, еще гараж. На две машины. Рядом с домом. И дача.
— Она так много зарабатывала?
— Ну…
— А прямые наследники? Братья, сестры?
— Нет, она одна. Отец умер несколько лет назад от инфаркта, а мать… Она намного моложе Жениного отца, очень красивая женщина. Бывшая манекенщица. Ездила с Женей по турнирам. Ездила, ездила, и… вышла замуж. За очень богатого человека. Миллионера. Она живет за границей, в Швеции или в Швейцарии. Нет, в Италии! Сама не соображаю, что говорю!
По ту сторону сетки мощное движение к мячу. Бац!
— Значит, наследство оспаривать некому? Не думаю, что эта богатая дамочка примчится сюда, чтобы судиться с вами и каким-то Шуриком.
— Да я бы сама ей все отдала!
— А вот тут написано… Кстати, почему Черри?
Ксения скромно опустила глаза. Карие, круглые, похожие на две перезрелые вишенки, налившиеся густым, сладким соком. Два листочка ресниц — нижний и верхний — почти одинаковы по длине. Гладкие темные волосы коротко острижены, лицо почти круглое, а маленький ротик напоминает все ту же спелую ягодку. Черри. Вишенка.
— Моя фамилия Вишнякова. В школе, еще во втором классе, прозвали Вишенкой. Так и пошло. А Женя… Она очень много ездила по турнирам. Много времени проводила за границей. Английский был для нее почти родным языком. Она единственная вместо Вишенки употребляла Черри. Шутка.
— Что, с чувством юмора у Князевой было все в порядке? Судя по манере изложения, да. Кстати, а как ее в школе звали?
— Зачем это вам?
— Девушка, мы следствие ведем. Черри! — хмыкнул следователь.
— Ну и что? Женя уже в старших классах начала много ездить по турнирам. Правда, тогда это было сложно. Ну, больше десяти лет назад. А в классе ее звали Ферзя.
— Какая еще Ферзя? Почему Ферзя?
— Потому. Пробовали звать Княжной. Как и меня, по фамилии. Но не вязалось как-то. Не шло. Она была очень высокая, выше всех девочек и даже некоторых мальчиков. Потом только, достигнув почти ста восьмидесяти сантиметров, ее рост вдруг остановился. А сначала она словно возвышалась надо всеми. И в любой компании была стержнем. Главная фигура на доске. И кто-то из наших мальчиков-очкариков ляпнул: Ферзя. И, знаете, прижилось.