И тут Ксения наконец сообразила, что это может значить только одно: ни у кого из тех, кому она звонила сегодня вечером, нет внятного алиби. Они могли, конечно, находиться где угодно, только дома их не было. Ни Германа, ни ее бывшего, ни… А Звягину она не звонила.
Странно, но, отпив глоток крепкого кофе, следователь сказал те же слова, что недавно Генка:
— По крайней мере, одним меньше.
Только он имел в виду совсем другое. И Ксения его прекрасно поняла. Тяжелое это дело: ловить умного преступника. Да и дурака тоже. Слишком много бывает в жизни совпадений и разного рода случайностей. Ксения вдруг вспомнила, как Генка сказал недавно: «За Лидушу я и убить могу». И вслух спросила:
— Интересно, а за меня можно убить?
Следователь взглянул на нее с интересом:
— Версия имеет право на существование. Кстати, а бывшему своему мужу не звонили? Или сразу другу? Ведь это вы его вызвали звонком, а, Черри? Ну, Ксения Максимовна, Ксения Максимовна, пошутил я. Юмор приговоренного к пожизненному заключению. В моем случае к очередному «висяку». Ах ты, жизнь!
Он с горечью вспомнил рыдающую жену в пустой двухкомнатной квартире и недосмотренный футбольный матч.
Потом отставил в сторону чашку:
— Ну-с, давайте с вами поговорим, молодые люди. Вы, Геннадий Рюмин, давно здесь, у подъезда стоите?
— Недавно.
— А кто об этом знает?
— Моя жена.
— Она тоже там, у подъезда?
— Нет, она дома. Но помнит, во сколько я ушел.
— Эх, молодежь! Да кто ж в наше время верит женам?
— Любимым женам надо верить, — вмешалась Ксения.
— А вы все людей любовью мерите? — усмехнулся следователь. — Вам сам Бог велел, Ксения Максимовна. И покойнице Евгении Князевой тоже. Много намерили?
— Но я на самом деле думала, что это Попов ее убил!
— Может быть, вы не так уж и не правы, — грустно сказал следователь. — Странное это дело. Главное, непонятно, что из чего вытекает: первое из второго или второе из первого. Убийство Попова из убийства Князевой или наоборот.
— Не понимаю, — удивленно посмотрела на него Ксения. А Генка вдруг спросил:
— Можно мне домой?
— Можно. Скажите только, зачем вы ходили на последний матч Евгении Князевой?
— Смотреть, — отчеканил Генка.
— Пижон, — в третий раз пожал плечами следователь. — Ведь если сейчас в мусорном бачке найдутся выброшенные тобой перчатки…
— Можно вас, Борис Витальевич? На минутку? — сунулся в дверь оперативник.
— Ага! — встрепенулся следователь, и в его унылых глазах вспыхнуло нечто похожее на прежний азарт. — Покончить бы с этим делом вот так, разом! А?
Он махнул рукой и вышел из комнаты.
— Где перчатки, Генка? — спросила Ксения.
— Ты-то не будь дурой. Если человек зарезал уже двоих, не оставив при этом отпечатков, то, согласись, он не будет швырять улики в первый попавшийся на дороге мусорный контейнер.
— Но тебе же некогда было их сжечь? — наивно спросила Ксения и услышала в ответ:
— Наверное, отучить тебя от глупых вопросов то же самое, что заставить студента в электричке брать билет. И как тебе удается обманывать контролеров?
Вернувшийся следователь выглядел разочарованным. Ксения поняла, что ничего существенного оперативникам найти не удалось. Промозглый осенний вечер мелкой изморосью легко стирал следы, любые следы преступления.
— А где его машина? Попова? — вдруг спросил следователь. — Он же не пешком сюда пришел? Так где машина?
— Кажется, у подъезда, — ответила Ксения.
— Откуда вы знаете?
— Я в окно смотрела. Мне показалось, что там стоит его машина.
— Когда показалось?
— Давно.
— Так. Ну, что Попов был мерзкий тип, я в протоколе могу указать, но что машина убитого стояла у подъезда давно, это звучит несколько туманно. Вы во времени вообще-то ориентируетесь?
— Нет, — ответила Ксения.
— Все понятно: делать вам нечего и время вас не интересует. Вы сами по себе, оно само по себе. Но то, что Попов приехал на машине, — это весьма существенно. Из этого вытекает, что его могли убить либо вы, молодой человек, — следователь слегка поклонился Генке, — потому что знали, что он сюда приедет, Либо тот, кто за ним следил. На машине, разумеется. Пешком за Поповым, имеющим свои колеса, не побежишь. Другая машина к дому не подъезжала, Ксения Максимовна?
— Я не видела.
— Жаль, но будем искать.
Он еще долго не уходил, и в квартире, где жила Ксения, толпились посторонние люди. Они словно ее обживали, и Ксении казалось, что никогда это не кончится. Просто не может кончиться, потому что началась та большая игра, о которой недавно упоминал Герман.
Гейм третий
15: 0
Германа она увидела только через два дня. Выглядел он уставшим, даже зеленые глаза пожухли, словно листва в середине сентября. Еще зеленая, но уже не такая яркая, как ранней весной, когда ей хватает и тепла, и солнечного света. Дозвониться ему Ксения так и не смогла. Герман пришел к ней сам, в тот дождливый осенний вечер, которые начинали Ксению постепенно изводить. Она впервые стала задумываться, зачем вообще живет и стоит ли продолжать. А если стоит, то как изменить жизнь, чтобы она не казалась такой бесцельной. Не обремененная ни детьми, ни работой, она теперь потеряла и то, что долгое время заполняло до отказа ее дни: частые поездки, перелеты, отели, долгие матчи и капризы уставшей подруги. Когда всего этого не стало, Ксения впервые поняла, что надо ценить то, что имеешь, а не то, что можешь иметь.
И когда в квартире появился Герман, она даже обрадовалась.
— Где ты пропадал? — первым делом спросила она.
— А что, во мне есть нужда?
— Меня чуть не убили!
— И у кого поднялась рука на добрейшее в мире существо? — усмехнулся он. В его дернувшемся рте Ксении почудилось что-то жалкое. Да что с ним случилось за эти два дня?!
— Ты есть хочешь? — спросила она.
— Не откажусь.
Потом они вдвоем сидели на кухне, и Ксения заново переживала события того вечера, когда был убит Владимир Попов. Герман слушал ее молча, что-то при этом жевал, и долгое время Ксении казалось, что все сказанное ему глубоко безразлично.
— …Ну и вот. Этот Попов как заорет по телефону: «Я до тебя доберусь!» Представляешь? И я сразу же поняла, что это он убил Женьку, больше некому. Такой гнусный тип! И напугалась страшно. В квартире никого нет, я свет везде включила, но все равно боюсь… Да ты не слушаешь?
— Почти. Еще кофе свари.
Ксения схватила турку, сыпанула туда две чайных ложки ароматного коричневого порошка. Размахивая туркой перед носом Германа, закончила рассказ:
— А Генку все равно отпустили.
— Ты ее на плиту-то поставь, — посоветовал Герман.
— Что? Ах да. Сейчас. — Ксения отвернулась к плите, все еще возбужденная: — Я так рада, что ты пришел! Я тебе в тот вечер звонила, звонила…
— Почему? — Ксения чувствовала его у себя за спиной. Отчего это он сегодня такой нервный?
— Герман, ну к кому я еще могу пойти?
В его дыхании и движениях возникла странная пауза. Ксения внимательно следила за тем, чтобы кофе опять не сбежал. Неприятный запах, когда коричневая пенка на плите подгорает.
— А твой бывший? — услышала она.
— Он просто трус.
— А я?
— Ты… Подожди, не мешай. Еще одну секунду…
— Так что я?
— Лучше бы ты оказался дома в тот вечер, а не Генка. Мне было бы спокойнее с тобой, Герман!
Она обернулась наконец, дождавшись, когда в турке поднимется доверху густая коричневая пена. Он был странно близко за ее спиной и загораживал стол, куда Ксения хотела поставить сваренный кофе.
— Может быть, дашь пройти? — спросила она и услышала вдруг странный стук. — Герман, что-то упало?
— Не знаю.
Он сел за стол, поставил рядышком две маленькие кофейные чашки. Ксения удивилась тому, как он странно на них смотрит. Белые фарфоровые чашечки, почти невесомые, в его больших руках совсем игрушечные. Но как осторожно трогают пальцы хрупкий белый фарфор!