Но первая скважина, заработавшая на землях, арендованных «Колумбианой» в ту весну, оказалась и последней. Беспокойство крестьян росло с каждым днем, они стали наведываться в городские конторы в Плоешти и Кымпине, пытались навести справки о продвижении работ. Ответ был всегда один: сожаление и сетования на убытки, которые понесла компания из-за слепых скважин. Под Цинтей нефти нет, буровики натыкаются на скальные породы и на горизонты соленой воды, весь труд оказался напрасным, ошибка одного бездарного инженера обошлась компании в колоссальную сумму — несколько миллионов. Тот же ответ получил и Оскар. Он был поражен, ибо хорошо помнил слова старого Ходоеску, не раз говорившего, что под Цинтей скрываются богатейшие залежи нефти. В декабре «Колумбиана» объявила о прекращении работ в связи с отсутствием нефти. Право на использование недр в течение пятнадцати лет, согласно контракту, не отменялось. Заверения, что компания будет и впредь регулярно вносить арендную плату, служили слабым утешением для крестьян, понадеявшихся было на крупные барыши. В ту зиму деревня выглядела печальнее, чем когда бы то ни было: заброшенные, бездействующие вышки, на девственно-белой обшивке которых нельзя было разглядеть ни единого пятнышка нефти, являли картину необычайно грустную.
Гортензия сочла себя обманутой. Два раза ездила она в Плоешть, пытаясь протестовать, но оба раза вернулась ни с чем. Виноградник пришел в жалкое состояние: Оскар со страстностью одержимого занялся тем самым делом, что погубило когда-то его отца. Целыми днями копался он в окрестных лощинах и балках, собирал образчики почвы, пытаясь опровергнуть результаты экспертиз, проведенных «Колумбианой». В соседних селах, на большинстве участков, сданных в аренду другим компаниям, почти все скважины выходили в нефтяной пласт, и отчаяние жителей Цинти от этого только росло. Но спустя некоторое время лихорадка все же утихла, люди снова занялись садами и виноградниками. Посреди кукурузных полей, виноградных лоз, грушевых, сливовых, яблоневых садов, по соседству с высокими ореховыми деревьями белые вышки меньше бросались в глаза.
С годами Гортензия стала все больше походить на покойного старика Истрате. Подурнела, стала сторониться людей, брюзжать — перемены, нарушившие старый привычный уклад жизни, рождали в ней глухую ненависть. Все чаще стала она ругать Оскара при посторонних: он, мол, был почти нищим, когда она подобрала его и доверила ему свое состояние, положилась на его опыт и энергию, никак не предполагая, что его дурацкое увлечение превратится в настоящую манию.
Ровно через три года после того, как «Колумбиана» объявила об отказе от дальнейших изысканий, Вулкэнеску опять появился в Цинте. На этот раз он предлагал крестьянам продать свои земли, причем готов был платить втрое больше обычного: по его словам, компания скупала участки под строительство, собираясь разместить в долине за селом несколько десятков резервуаров для хранения нефти, добываемой по соседству.
Поспешность, с которой Гортензия Истрате согласилась продать виноградник, была поистине удивительной. Она поставила одно-единственное условие, касавшееся Вулкэнеску:
— Я готова вести переговоры с любым представителем компании, но только не с вами, барон!
— Мадам, вы мне льстите, я всего лишь бледная тень барона!.. Впрочем, «Колумбиана», конечно же, учтет ваше пожелание.
Гортензия заявила Оскару, что в том состоянии, в котором находится виноградник, он не стоит и четверти предложенной им суммы.
К весне «Колумбиана» скупила все участки, на которых велась разведка нефти три года тому назад, и, к удивлению бывших владельцев, повсеместно возобновила работы. Развязка наступила внезапно…