— И как тебя зовут?
— Фэнуцэ.
— Так это ж здорово! Значит, мы с тобой тезки. Знаешь, что такое «тезки»?
— Не знаю.
— Это когда у двух человек одинаковые имена. Меня тоже Фэнуцэ зовут… то есть Фане. Ну как, дружить будем?
— Будем.
— Значит, по рукам. Только прежде скажи-ка: поехал бы ты со мной ловить удравший вагон?
— Поехал бы, — ответил тезка, правда не совсем уверенно.
— Молодец, Фэнуцэ. Вот это мне нравится. Можно с тобою дружить. Раз такое дело, давай лапу.
Машинист протянул мальчику огромную, как лопата пекаря, ладонь. Фэнуцэ хлопнул по ней своей ладошкой. Великан разлохматил ему волосы:
— То-то, тезка!.. Как увидишь меня, окликни — я тебя на паровоз возьму!
Тут кто-то спросил Фане Грэдяну, как это он сумел остановить вагон. Фане выпрямился, отыскал на насыпи плоский, как лепешка, голыш толщиной в два пальца, сдул с него пыль и аккуратно положил на рельс. Замахнулся, крякнул и, словно молот, обрушил свой огромный кулак. Камень разлетелся на мелкие кусочки.
— А вот так!.. Дьяволище! Прямо в сердце его. Так вот! Главное, точку угадать. Или ты берешь вагон, или он тебя берет… Если знаешь, как за него взяться, возьмешь.
— Ну здоров Фане, — сказал другой. — Он со своей «точкой» самого господа бога «возьмет».
Насчет господа бога Фане Грэдяну ничего точно не знал, зато потом рассказал как-то Фэнуцэ, что в детстве ему приходилось пасти коней помещика Базилеску из Вэлень, и он, чтобы вырасти большим и сильным, каждый день — утром, в обед и вечером — поднимал на плечи жеребенка. Жеребенок, само собой, тоже подрастал, и так получилось, что в один прекрасный день Фане Грэдяну спустился с пастбища, взвалив на плечи здоровенную кобылу.
Фэнуцэ в то время как раз исполнилось семь лет. Отец оставил его в Тимише на попечении двоюродного дядьки, стрелочника, а сам отправился в Кымпину искать работу.
Поселок Тимиш расположился у самого входа в перевал, чуть пониже Пьятра Маре и Постэварул. Все поезда, кроме двух пассажирских, проходят в обе стороны без остановки. На станции много крестьян из Трансильвании — в лохматых куртках из домотканого сукна и смешных, напяленных на самую макушку маленьких шляпах. Тимиш не назовешь ни городом, ни деревней — в полусотне домиков, крытых дранкой или красной черепицей, живут железнодорожники, каменотесы и дровосеки.
Будка Илие-стрелочника стояла возле самой насыпи, и у Фэнуцэ не было другого дела, как целый божий день глазеть на поезда, натужно пыхтевшие на подъеме или мчавшиеся вниз по склону под скрежет раскаленных докрасна тормозных колодок.
Мальчик часто бегал на станцию, путался под ногами у взрослых и внимательно прислушивался к разговорам…
— Смотри-ка, опять Постэварул весь в тучах… Опять, значит, жди потопа!..
— Да-а… Это знак верный: когда на Постэварул белая папаха, в Тимише всегда дождь…
— Если пассажирский из Чичеу опоздает, до костей промокнем…
Поезда привозили в Тимиш свежий хлеб и новости. Слухи распространялись с невероятной быстротой: поселок жил тихо и мирно, но ущелье, словно огромная каменная раковина, бережно доносило отзвуки далеких житейских волн.
Каждый день Фане Грэдяну проезжал перед будкой стрелочника по нескольку раз всегда на одном и том же паровозе и с одним и тем же кочегаром. Паровоз никогда не ездил дальше Предяла и только помогал тяжелым составам преодолевать крутизну.
Машинист частенько отпрашивал мальчика у Илие-стрелочника и брал его к себе на паровоз. Жил Фане Грэдяну в небольшом домике у самого подножья Пьятра Маре. За хозяйством смотрела его матушка, маленькая старушка, которая еле дотягивалась рукой до плеча своего сына-великана.
Однажды, когда Фэнуцэ как раз гостил у своего друга, на станции собралось человек шесть машинистов из разных мест. Время близилось к полудню — по расписанию в этот час поездов не было.
— Я слышал, ты можешь кулаком быка повалить, — обратился один из машинистов к Фане Грэдяну.
— И камни зубами крошишь! — добавил другой.
— Нет, зубами не крошу… — ответил Грэдяну.
Фэнуцэ прошмыгнул к насыпи и отыскал камень, именно такой, какой требовалось, — плоский, не слишком толстый и с ровными краями.
— Вот, покажи им, дядя Фане.
Машинист раскрошил камень, как сухую лепешку. Железнодорожники только качали головами и посвистывали.
— А вагон в гору толкать сможешь?
— Шагов на триста смогу.
Нашелся и один Фома Неверный, который отыскал камень потверже и протянул его Грэдяну:
— Попробуй вот этот.
Фане подмигнул своему тезке, осмотрел камень со всех сторон, плюнул на него, крякнул и обрушил огромный кулак — камень раскололся на две ровные половинки.