— Рядовой! Вы все видели! Ты свидетель! Вынужденная оборона!.. Эта сволочь чуть меня не…
Облако пара начинало медленно рассеиваться. Фане Грэдяну перегнулся через паровозную дверцу и застыл, словно внимательно разглядывал кровавое пятно на насыпи.
Перевод А. Ковача.
СОКРОВИЩА МОНТЕСУМЫ
Седьмого апреля 193… года мой дядя Шувей отправился в Америку. Эта дата мне хорошо запомнилась, потому что тетушка Амалия не упускала случая помянуть о ней всякий раз, когда речь заходила о ее сыне Ионеле Шувее. Так я узнал об этом отважном путешественнике, чья увеличенная фотография висела над постелью старой тетушки Амалии. С наклеенной на картон коричневатой фотографии на меня глядел худенький длинноголовый мальчонка в коротких штанишках, и его мечтательные глаза блестели умным и озорным блеском. Улыбался он настолько ослепительно, что его физиономия походила на рекламу великолепных молочных зубов. Позади него с такой же неестественной улыбкой застыл его отец, дядя Тома, железнодорожник, которого мне не привелось знать; а тетушка Амалия, маленькая, худенькая и такая же живая и проворная, как в старости, казалось, готова была спрыгнуть с фотографии и быстро-быстро затараторить о «бедняжке Ионеле, заблудившемся где-то за границей»… Почему Шувей отправился в Америку, я так до конца и не понял.
— У каждого человека есть свое Эльдорадо, — говаривал дядя Шувей, и я, хоть и не слышал этого собственными ушами, ни минуты не сомневался, что произносил он эти слова с той же живостью, что и тетушка Амалия, их повторявшая. Что это за таинственное Эльдорадо, осталось для меня загадкой. Я только знал от моей говорливой тетушки Амалии, что горемычный дядя Тома отыскал свое Эльдорадо где-то под Плоештью, на полустанке, мимо которого день и ночь катили цистерны с нефтью. А о своем блудном сыне тетушка Амалия беспрестанно твердила, что такой умный, деликатный, благородный и честный юноша, как ее Ионел, может найти свое счастье только в Америке — стране, где сбываются все мечты, где каждого рабочего у подъезда дожидается собственный автомобиль, где любой может найти сокровища Монтесумы. Торопливой скороговоркой тетушка Амалия повторяла на все лады одно и то же, стараясь во что бы то ни стало убедить собеседника, и было понятно, что убеждает она в первую очередь самое себя. Все, кто помнил дядю Шувея, помнил и то, что именно этими словами — «Эльдорадо», «сокровища Монтесумы» «разбогатевший чистильщик сапог» дядя Шувей убеждал родных перед тем, как отправиться в Америку. А теперь тетушке Амалии только и осталось, что плакать о нем, стареть да рассказывать соседям, заглянув к ним за головкой лука, ложкой постного масла или горсткой муки, какие необыкновенные возможности у ее сына, мальчугана в коротких штанишках с пожелтевшей фотографии, уехавшего за сокровищами Монтесумы в Америку, откуда раз или два в год приходили письма. Эти письма она читала и соседям и нам, держа их иной раз вверх ногами. Тогда-то я и догадался, что тетушка Амалия знает эти письма наизусть и что глаза ее, ослабевшие от слез за годы ожидания, уже не могут как следует различать буквы. Как только я выучился грамоте, я писал для нее прошения о вспомоществовании и освобождении от налогов, и начинались они всегда одинаково: «…вдова и мать эмигранта без средств к существованию нижайше вас просит». Я писал под ее диктовку без единой запятой, не понимая — кто же остался без средств к существованию — вдова или эмигрант? Но все это нисколько не мешало мне воображать, как мальчуган в коротких штанишках борется с индейцами, укравшими сокровища Монтесумы; как он летит на сверкающей машине по серой ленте шоссе; как сидит за чашкой кофе и сигаретой на сто первом этаже и озирает из окна всю землю. Мало-помалу я поверил в Шувея-миллионера, Шувея — героя из сказок и легенд и вслед за взрослыми стал глубокомысленно повторять: «Подождите!… Вот приедет Шувей из Америки…» По письмам Шувея было ясно, что он пока еще не нашел сокровищ Монтесумы, и все-таки мы надеялись увидеть его в ослепительном сиянии — он мог явиться в любую секунду и вызволить нас из любой беды. Однако он не спешил. Шли годы — четыре, пять… семь, тетушка Амалия по-прежнему читала изодравшиеся в путешествиях по свету письма. И хотя Шувей писал, что цели своей еще не достиг, тетушка Амалия только улыбалась с неистощимым материнским терпением, восхищаясь сыновней скромностью.
Потом год или даже больше от Шувея не было ни одной весточки. Мечты о несметных его богатствах поблекли, нетерпеливое ожидание сменилось унынием. Тетушка Амалия совсем сморщилась, стала прихварывать. Глаза, некогда оживленные надеждой, потускнели. И вот однажды, когда никто его уже и не ждал, явился Шувей. Свалился как снег на голову, безо всякого предупреждения, приехал ночным поездом.