Слушая эту исповедь дядюшки Шувея, я уже не сомневался: сокровище Монтесумы он не нашел. Но пока только я был посвящен в эту тайну. А родные и знакомые по-прежнему обсуждали хитроумные коммерческие планы, они встречали дядю Шувея бурным взрывом ликования, расспрашивали о далеких странах и всячески старались к нему подольститься.
— Что ж ты не привез с собой американку? — хитро подмигнув, спросила вдруг тетя Анастасия и взглянула на трех своих незамужних дочерей.
— Хе-хе! — Кривой зеленщик — дядя Истрате привскочил со стула. — Ты что ж? Думаешь, в Америке, чтобы молока попить, корову покупают?
— Грубиян! — процедила тетушка Анастасия. Другие гости исподтишка захихикали. Старуха Амалия, ничего не слыша и не видя, волчком крутилась по дому, потчевала гостей вареньем с солоноватой водой из своего колодца. Кривой Истрате оглядел всех по очереди, посмеиваясь и будто спрашивая: да что я такого сказал?
— Чего им всем от меня надо? — спросил меня дядя Шувей.
— Ты — Монтесума!.. Они хотят поглядеть на твои сокровища.
— Сокровища? — взволнованно спросил он. — Так вот оно что! — Дядя Шувей широко разинул рот, и… я оцепенел от ужаса: он вынул все свои зубы, — обе челюсти и, положив на ладонь, сунул мне под нос. — Вот они, сокровища! На бойнях Чикаго, стоя по пояс в крови, за доллар в день я чистил сточные канавы… Был чистильщиком сапог, каменщиком и кондуктором трамвая. Кем я только не был!.. Но ближе всего к сокровищам я оказался тогда, когда, взрослый мужчина, я бегал мальчиком на посылках — «боем» бостонского отеля…
Шувей побагровел, на висках набухли жилы, лоб покрылся капельками пота. Я был удивлен, напуган, растерян. Перед глазами у меня стоял мальчуган в коротких штанишках с пожелтевшей фотографии тетушки Амалии, которую дядя Шувей — «Ол райт! Инкогнито!» — снял, едва войдя в комнату, — с рекламной, словно для зубной пасты «Нивея», улыбкой, — а рядом со мной был взрослый мужчина-неудачник, у которого если и оставались силы, то только на то, чтобы ненавидеть.
— Так кто же такой этот Монтесума? — спросил я.
Вопрос пришелся как нельзя кстати. Дядя Шувей тут же успокоился, искорка безумия в его глазах исчезла, кровь от щек отхлынула, он запихнул в рот свои вставные челюсти.
— Монтесума? Ну, это великая личность. Ты слышал об ацтеках, древнем населении Америки?
— Инки, ацтеки… Я читал.
— Монтесума был их королем. Когда испанцы завоевали Мексику, они взяли Монтесуму в заложники и хотели получить за него сокровища индейцев. Но он предпочел умереть голодной смертью. Его сокровища — гигантский клад, спрятанный его подданными, до сих пор не найден…
На другой день дядя Шувей продал на барахолке карманные часы и пиджак, тайком вынутый из чемодана, и еще несколько дней в доме тетушки Амалии царило изобилие, а друзья, родственники продолжали строить деловые планы в ожидании находившегося в пути «основного имущества». Ровно через две недели после приезда дядя Шувей повел меня в дом к учителю Мэрджиняну. Я остался в тесной прихожей, уставленной книжными полками, а Шувей под руку со старым учителем ушел в соседнюю комнату. Я слышал, что разговор шел о деньгах, кажется, кто-то у кого-то занимал. Возвратившись в переднюю, дядя Шувей сунул в карман пиджака бумажник, — он ли брал деньги взаймы, старик ли у него — не знаю.
А в доме у тети Амалии по-прежнему царило изобилие.
— Посмотрим, что у нас еще осталось из сокровищ Монтесумы, — сказал однажды дядя Шувей и, пользуясь тем, что мы одни были дома, подвел меня к своему чемодану. Чемодан был почти пуст. Две-три поношенные рубашки и еще какие-то пустяки. Но на дне, во всю длину чемодана лежало что-то непонятное — какая-то зеленая сетка из материала, похожего на резину, намотанная на два длинных алюминиевых прута. Шувей вынул эту странную вещь.
— Что это? Рыбу ловить?
— Скажешь тоже! Это гамак! Потрясающий американский гамак… В таких гамаках возлежат дочери американских миллионеров в Калифорнии, когда загорают. Стоит не меньше двух тысяч лей… Старик фермер, который дал мне этот гамак, нашел его на берегу реки неподалеку от своей фермы — видно, забыли туристы.
Еще четыре дня гамак пролежал в запертом чемодане под кроватью. А наш миллионер на целый день пропадал из дома и возвращался лишь поздно вечером, усталый, молчаливый, угрюмый. А днем кто-нибудь из знакомых или родных обязательно заходил к тете Амалии и в ожидании дяди Шувея выпытывал у старухи, каковы доходы «американца» и сколько тысяч долларов у него на счету, и уходил заинтересованный и недовольный уклончивыми ответами. Когда же одному из гостей удавалось застать дядю Шувея дома, «миллионер» слушал разглагольствования молча, отвечал односложно, невнятно поддакивая или отрицательно качая головой. Никто не знал, куда он ходит, и всякий пытался учинить дознание, строя самые невероятные предположения. И когда тетушка Анастасия сообщила, будто Шувея видели среди безработных на задворках суда, все, кроме меня, единодушно заключили, что он подыскивает себе рабочих для своего будущего предприятия.