Джео что-то пробормотал, и в его голосе слышалась настоящая тревога.
— Это что-то невиданное, — с преувеличенным беспокойством воскликнула она. — Из ряда вон выходящее! Ты непременно хочешь выбраться отсюда?
— Ты сама знаешь, что мы должны уехать до темноты…
Теперь, вспоминая тот день, она вдруг мучительно затосковала по нему, ее охватило какое-то странное, неясное волнение, даже страх. Она горько пожалела, что уехала, не предупредив Джео, и теперь решила, что никогда больше не увидит его.
Она обернулась и пристально поглядела на Клаудиу. Он вошел в ее жизнь жестоко и властно, подчинив себе все ее существо, научив познавать запретную любовь по квартирам своих холостых дружков и даже убедив ее подружиться с его собственной женой «ради приличия». Она покорно слушалась его, хотя до того ни один мужчина не командовал ею, однако у Клаудиу была напористость бывшего форварда, для которого правила игры не служат препятствием в толчее на поле, когда он мог уложить на землю противника недозволенным ударом.
Вначале она восхищалась им, будучи убеждена, что любит его потому, что он не похож на других слишком молодых мужчин, которых она знала до него. Любит за его неуемное желание верховодить, за его мужскую силу и обаяние. Но со временем стала понимать его настоящую сущность и разбираться в причинах их слишком затянувшейся связи.
В молодости он был если не красивым, то привлекательным мужчиной, а теперь его взгляд, в котором когда-то можно было угадать гибкий практический ум, все чаще выдавал озлобленность и хищную повадку мелкого загнанного зверька.
Она никогда не видала его на футбольном поле, однако знала, что он слыл настоящим виртуозом кожаного мяча. Но на вершине славы с ним произошел глупейший несчастный случай, который навсегда отстранил его от спортивных состязаний. Физическое излечение не избавило его от моральной подавленности. Оказавшись вне игры, Клаудиу воспользовался дружбой с одним крупным государственным деятелем, большим любителем футбола, который, сочувствуя, помог ему. Клаудиу быстро усвоил все, что необходимо для проникновения в высшие сферы спортивной администрации. Он стал участвовать в автомобильных гонках, без претензии на первенство, потому что на это требовался возраст помоложе, но, во всяком случае, долгое время занимался этим видом спорта. Ему нужно было как-то оправдывать свое присутствие в том обществе, в кругу которого он вращался, и, несмотря на многие неудачи, он не отступал. И Клара любила его именно за это упорство.
Вместо гладкого шоссе, пожираемого мчащимся красным «ягуаром», она, зажмурив глаза, вновь видела пустынный пляж по ту сторону Мамаи, дюны, сверкающие янтарным блеском, красоту тихого солнечного заката, машину, затерянную в песках, мечущуюся в поисках дороги, видела осенний берег моря, заливаемый волнами. Тогда, чтобы как-то отвлечь Джео, который нервничал за рулем, она сказала:
— Мы, пожалуй, похожи на героев японского фильма, не знаю, видел ты или нет, — герой там попадает в глубокую яму, где живет одинокая женщина, и день за днем борется с песчаной осыпью… Странно, что я забыла название фильма, но я хорошо помню, что в какой-то момент те, кто загнал героя в эту яму, подбивают его любить эту женщину у них на глазах, обещая, что позволят ему выбраться, и подначивают его сверху дикими криками. Это было ужасно, и об этом я вспомнила вчера вечером, когда святые глядели на нас с церковных стен, мне захотелось убежать, позвать тебя в поле, на копну сена, как в ту нашу ночь в Фрумушанах. Но я поглядела на тебя, ты был счастлив, и я перестала бояться…
— Мы и сейчас на большой арене, — сказал Джео, — и за нами следят ненасытные глаза, но ты знаешь, они видят лишь наши тени: слишком далеко загнали нас и сами теперь нас не могут распознать, а собак спустить еще не решаются…
— Мне страшно, зачем ты так говоришь?
— Прости, сам не знаю, что на меня нашло, должны же мы в конце концов найти выход, а ты продолжай, говори, я люблю тебя слушать…
— Брось, я не умею рассказывать, сам знаешь… Так вот, герой вкопал в песок кадку, над которой натянул целлофановую пленку, как кожу на барабане. Ночью песок дышал паром, и вода, как пот, скапливалась на целлофановой пленке и капала в кадку. Не сделать ли и нам нечто подобное, если придется заночевать на пляже?.. Потом женщина заболела, и крестьяне, вытащив ее, чтоб отвести к врачу, забыли веревочную лестницу, по которой пленник мог выбраться, но он не убежал, он научился добывать воду для людей и считал себя свободным…