— Наверное, очень интересно вылупиться из яйца, если, конечно, ты будешь помнить об этом, не думаешь? — заметил Тас. Но затем нахмурился. — Однако мне совсем не нравится идея быть ограбленным. А вот поговорить с духом я бы не отказался. Может быть, он расскажет, где спрятал свои сокровища и имущество — они ведь ему больше не пригодятся! А самое главное, он может рассказать, каково это, умирать — ты счастлив, печален или чувствуешь что-то еще?
— Вряд ли какой-нибудь дух снизойдет до того, чтобы разговаривать с тобой, Непоседа, — засмеялась Гизелла. — По крайней мере, до тех пор, пока я здесь за вожака.
— Не шутите с этим, мэм, — тихо предостерег Вудроу. — Духи очень не любят такого обхождения.
— А мне не по душе этот разговор, — с тревогой отметила гномиха. Она вытянула руку ладонью вверх. — Кажется, дождь сходит на нет. Но двигаться дальше в такой темноте…
Она завернула лошадей на обочину и соскочила с мостков. Взяв коней за уздечки, Гизелла повела их с дороги к полянке, почти целиком скрытой от постороннего взгляда живой изгородью из кустарника с покрытыми багрянцем листьями.
— Накорми коней, а, Вудроу? — попросила она, проходя мимо них к заду повозки. — И не спускай глаз с Непоседы. Я поищу, где бы помыться.
Передок повозки взмыл ввысь, как только Гизелла скользнула внутрь.
Вудроу послушно соскользнул с мостков и стал распрягать коней. Вытащив изпод сидения большой мешок сухого овса, он подошел к животным, тихо напевая им какую-то песенку, и нежно погладил их влажные шелковые носы. Они возбужденно нюхали протянутую руку. Поставив мешок на землю, он запустил в него обе руки и извлек две полные пригоршни овса. Кони принялись неторопливо поедать корм с протянутых ладоней.
Когда каждый из них прикончил свою пригоршню, Вудроу сказал:
— А теперь, друзья, мне нужно приниматься за другую работу. — Он вытрусил перед ними достаточное для ужина количество зерна и пригласил коней к трапезе. — Приятного аппетита. Чуть попозже я принесу вам водички.
Лошади тихонько заржали, видимо, соглашаясь с ним.
Все это время Тас беззастенчиво наблюдал за Вудроу.
— Кажется, ты им и впрямь нравишься, — восхищенно промолвил кендер. Вудроу передернул плечами, но горделиво улыбнулся.
— За те несколько недель, что я служу госпоже Хорнслагер, я успел к ним привязаться. — Он оглядел лагерь. — Не поможешь мне найти несколько крупных камней, чтобы подпереть колеса повозки?
Он неторопливо двинулся назад к дороге, рыская глазами по земле, а Тас засеменил следом, пытаясь помогать.
— А ты можешь разговаривать с животными? — хрюкнул Тас, пытаясь приподнять камень размером чуть ли не с него самого. — У моего приятеля Рейстлина, когда он произносил заклинание, иногда получалось. Это выглядело забавно; животные не слишком его приветствовали.
Вудроу покачал головой.
— Я не говорю с ними при помощи слов, нет, — сказал он. — Просто чувствую, что понимаю их — ощущения и все такое — за исключением разве что ящериц и некоторых птиц. — человек молча принял булыжник из трясущихся рук Таса. — Нам не нужны такие большие камни. Почему бы тебе лучше не поискать дровишек? — Молодой, но жилистый юноша широкими шагами направился обратно к повозке и уронил камень под одно из задних колес. — Вот, теперь осталось еще одно, — говорил он, укладывая камень на место. — В этих местах слишком большой уклон.
Орудуя камешками поменьше, Вудроу соорудил широкий круг, огораживающий костер, где-то в шести футах от повозки. Закончив с этим делом, Вудроу нашел кендера на краю поляны собирающим пригоршнями сухие иголки для разжигания костра. Вудроу набрал охапку маленьких веточек и сухих сучьев.
— А как ты научился это делать? — спросил его Тас. — Я имею в виду, понимать животных.
— Да никак не учился, — пожав плечами, ответил юноша. — Просто наблюдаю и слушаю. И делаю так всегда. Мне кажется, понимать животных дано всякому. Только большинству людей нет до них дела.
— Ну конечно, Флинт говорил, что я чересчур болтлив, — мечтательно размышлял Тас. — Наверное, оттого-то я никогда не слышу, что говорят животные.
— Может быть, — сказал Вудроу. — Как бы то ни было, я надеюсь, ты сможешь что-нибудь состряпать на ужин. Госпожа Хорнслагер не может питаться исключительно кипятком. Я пытался приготовить, но…
— Не беспокойся, я замечательный повар! — скромно объявил Тас. — Я могу готовить жаркое из кролика, репу под соусом и даже пирожки с желудями!
— Боюсь, в нашем распоряжении нет нужных ингредиентов, — печально заметил Вудроу. — Госпожа Хорнслагер живет в повозке круглогодично, так что ей приходится путешествовать налегке — только ее имущество и то, что получено в обмен на товар или в качестве платы за него. За те несколько недель, что я с ней, я не видел, чтобы она особенно много торговала — по крайней мере, за добро.
Вудроу залился румянцем, вспомнив настойчивые ухаживания гномихи. Но Тас не заметил.
— Так чем мы располагаем?
— На данный момент остались один тощий цыпленок, мешочек сушеных бобов, три свертка сукна с золотой вышивкой, два мешка мерганских арбузов, к которым мы даже прикасаться не осмеливаемся, два живых хорька, которые так не используются, — предупредил он кендера, поглядывая на него сквозь щелки глаз, — и несколько странных специй, большинство из которых рассыпано по полу повозки, хотя есть несколько в баночках.
— Да, с этим особенно не разгонишься, но я попробую приготовить что-нибудь из цыпленка и бобов, — решил Тас. Вудроу смотрел на него с явным сомнением.
— Все это хранится в чулане, в передней части повозки. Если оно выглядит съедобным — исключая хорьков и арбузы — это твоя законная добыча.
Проинструктировав кендера, он присел на корточки и с рвением занялся сооружением походного костра.
Тас шмыгнул в повозку, одидая найти там Гизеллу, но внутри было пусто. К счастью, на вогнанном в дверь крючке болтался тусклый фонарь. Он изумленно огляделся по сторонам. Изнутри повозка оказалась куда вместительнее, чем могло показаться со стороны. От пола до низкого потолка по правую руку от кендера всю стену повозки занимали узкие деревянные полки, заполненные аккуратными рядами закупоренных зеленых аптечных склянок, отчасти пустых, но большинство было заполнено сушеными травами. На полках лежало неопределенное количество других вещей, от бледно-желтых восковых свечей до затянутых черным бархатом досточек, на которых лежали оправленные мерцающими цветными камешками кольца. Тас нетерпеливо протянул к ним руку.
— Не прикасайся к колечкам, что бы там ни было, — вдруг крикнул Вудроу изза повозки. — Камни фальшивые, но госпожа Хорнслагер продает их, как настоящие. Конечно же, она знает, сколько их и где какой лежит на бархатной демонсрационной доске.
Тас рывком отдернул руку.
— Я и не собирался, — сказал он, краснея от смущения; ему вдруг очень захотелось узнать, не читает ли юноша мысли так же успешно, как понимает животных. — Могла бы и не оставлять их на видном месте, куда может проникнуть кто угодно, — проворчал он.
Тас с трудом отвел глаза от искрящихся колец и исследовал оставшуюся часть повозки. За исключением дальнего угла в передке, вся левая сторона была устлана мягкими, пушистыми подушками кричащих расцветок поверх густого меха кромешно черного цвета — должно быть, кровать Гизеллы, решил Тас. В дальнем углу располагался узорчатый шкаф, покрытый черным лаком, гармонично сочетавшийся с остальным интерьером. В задней части повозки Тас заметил одежду Гизеллы, аккуратно сложенную на стопку подушек.
Желудок кендера призывно заурчал, и он вспомнил, зачем пришел. Как и обещал, он отыскал обширный, пустой чулан и открыл дверь. Внутри за одну лапку был подвешен обезглавленный, но неощипанный цыпленок, к шее которого прикрутили небольшой черпак, в который стекали капли крови. Казалось, вся кровь уже вытекла, и Тас снял его с крючка, захватив попутно мешочек с сушеными бобами. Кендер определил, что запах идет от укропа и шалфея в двух зеленых закупоренных склянках (конечно, после того, как отведал и того, и другого, можете не сомневаться). Он также набрел на полузасохший лимон — все-таки лакомство, невзирая ни на что — и несколько кастрюль и ковшиков, после чего покинул повозку и присоединился к сидящему у небольшого костра Вудроу.