Мальчик расхохотался; его милый серебристый смех весело отозвался в ушах Кенелма Чиллингли.
- Нет, он меня не высечет, и он не школьный учитель, он хуже...
- Возможно ли? Кто же он такой?
- Дядя.
- Гм! Жестокость дядей вошла в поговорку, по крайней мере так было в классические времена; взять хотя бы Ричарда III - единственного образованного человека во всем своем роде.
- Классические времена, Ричард III... - проговорил пораженный мальчик и внимательно посмотрел на задумавшегося, возницу. - Кто вы? Вы говорите как джентльмен.
- Прошу прощения. Постараюсь больше так не говорить.
"Итак, - подумал Кенелм, - это становится забавным. Какое удовольствие влезть в чужую шкуру, да еще в чужую тележку!"
- Вот мы и доехали до столба, - сказал он. - Если ты убежал от дяди, то пора сообщить мне, куда же ты направляешься.
Мальчик высунулся из тележки и, посмотрев на придорожный столб, весело захлопал в ладоши.
- Прекрасно, я так и думал!.. "До Тор-Хэдема восемнадцать миль". Эта дорога - в Тор-Хэдем.
- Неужели ты думаешь, что я повезу тебя восемнадцать миль?
- Надеюсь.
- К кому же ты едешь?
- Я вам сейчас скажу, но поезжайте, пожалуйста, поезжайте! Я не умею править лошадью и никогда не правил, а то бы я вас не просил. Пожалуйста, не бросайте меня! Если вы джентльмен, вы так не поступите, а если вы не джентльмен, у меня в кошельке лежат десять фунтов, и вы их получите, как только я благополучно приеду в Тор-Хэдем. Не мешкайте, дело идет о моей жизни!
Мальчик снова начал всхлипывать. Кенелм повернул лошадку к Тор-Хэдему, и мальчик сразу успокоился.
- Вы добрый, милый человек, - сказал мальчик, вытирая глаза. - Но из-за меня вы делаете большой крюк!
- У меня нет никаких особых дел; мне все равно, ехать в Тор-Хэдем, где я никогда не был, или в любое другое место. Я просто брожу по белу свету.
- У вас тоже нет ни папы, ни мамы? Вы ведь ненамного старше меня.
- Молодой человек, - сказал Кенелм, - я взрослый, а вам, кажется, около четырнадцати лет.
- Как это забавно! - воскликнул мальчик. - Не правда ли, как это забавно?
- Нисколько не будет забавно, если меня присудят к каторжным работам за кражу тележки у твоего дяди и десяти фунтов у его маленького племянника. Кстати, твой вспыльчивый родственник, должно быть, имел в виду кого-то другого, когда пытался сбить меня с ног. Он спросил: "Уж не ты ли этот негодяй?" Скажи же, кто этот негодяй? Он, очевидно, пользуется твоим доверием.
- Негодяй? Это самый благородный, самый великодушный... Но о нем будет речь потом, я вас представлю, когда мы приедем в Тор-Хэдем. Подхлестните лошадку, она едва тащится!
- Мы поднимаемся в гору - добрый человек должен щадить скотину.
Ни ловкость, ни красноречие не помогли Кенелму добиться от юного спутника более подробных объяснений, и по мере приближения к цели путешествия оба вовсе замолкли. Кенелм серьезно задумался над тем, что опыт первого же дня "реальной жизни" в чужой шкуре подверг некоторой опасности его собственную.
Он сбил с ног почтенного и, очевидно, зажиточного человека, увез его племянника и самовольно распорядился имуществом этого человека, то есть его тележкой и лошадью. Всему этому Кенелм, конечно, сможет дать вполне удовлетворительное объяснение, когда предстанет перед мировым судьей, но каким образом это сделать? Снова влезть в свою обычную шкуру и признать, что он - Кенелм Чиллингли, университетский медалист, наследник благородного имени и десяти тысяч годового дохода? Но тогда какой скандал! А он не терпел скандалов. Станут говорить, что он влип. А он само слово "влипнуть" считал вульгарным и недостойным благородного английского языка. Ему пришлось бы объяснить, зачем он переоделся в такое платье, в каком ни одного старшего сына баронета - даже будь этот баронет из самых захудалых дворян, которого первому министру вздумалось рекомендовать королеве для пожалования ему звания выше мистера - никто никогда не видывал, разве только в том случае, если он бежал на золотые прииски. Мог ли наследник Чиллингли, знатного рода, герб которого - три рыбы на лазурном поле - относился к самому раннему периоду английской геральдики в царствование Эдуарда III, - мог ли он оказаться в таком щекотливом положении, не опозорив тем самым холодную и древнюю кровь "трех рыб"?
А потом лично для Кенелма, независимо от "трех рыб", какое унижение! Он отказался от того вступления в действительную жизнь, которое готовил ему отец, и упрямо выбрал себе иной путь, взяв всю ответственность на себя. И вот в тот же день в какую глупую историю он попадает! Чем оправдать свое поведение? Дрянной мальчишка, то рыдавший, то смеявшийся, и вместе с тем такой хитрый, что сумел обвести Кенелма Чиллингли вокруг пальца, заставил его, человека, который воображал себя гораздо умнее своих родителей, человека, получившего почетные отличия в университете, человека с самым серьезным характером, человека с таким критическим складом ума, что ни в искусстве, ни в природе не было закона, в котором он не нашел бы ни сучка, ни задоринки, - впутаться в историю, о которой было не слишком приятно размышлять.
Сам мальчик, когда Кенелм время от времени поглядывал на него, начинал казаться ему каким-то чертенком. Иногда он громко смеялся; иногда тихонько плакал, иногда замолкал, казалось, погружаясь в думы. Дважды, когда они приближались к Тор-Хэдему, Кенелм слегка толкал мальчика локтем, говоря:
- Мой милый, я должен поговорить с тобой.
И дважды мальчик, отстраняясь, задумчиво отвечал:
- Тише! Я думаю.
Так, совсем загнав бедную лошадку, они въехали в Тор-Хэдем.
ГЛАВА III
- Теперь, юный сэр, - спокойным, но решительным тоном сказал Кенелм, мы в городе, куда я должен был вас отвезти. И пришло время нам с вами проститься.
- Нет, нет, побудьте, со мною еще немного. Мне становится страшно - я так одинок.
И мальчик, который до тех пор уклонялся от малейшего прикосновения Кенелма, ласково прижался, к нему и взял его под руку.
Я не знаю, что читатели, до сих пор думали о Кенелме Чиллингли, но среди всех изгибов и извилин его причудливого: нрава был один путь, который вел прямо к его сердцу - стоило только быть слабее его и просить его покровительства.
Он вдруг повернулся, не думая больше о нелепости своего положения, и ответил:
- Ах ты звереныш этакий! Ну ладно, будь что будет, а я не брошу тебя в беде. Но следует подумать и о бедной лошадке. Хотя бы ради нее скажи, где нам остановиться.
- Право, не могу сказать, я никогда здесь не был. Поищем какой-нибудь спокойный отель. Поезжайте медленно - может быть, по дороге мы увидим что-нибудь подходящее.
Тор-Хэдем - большой город и, хотя он официально не считался главным городом графства, но по бойкости торговли, уличному движению, шуму и суете мог бы им стать. Прямая улица, по которой лошадка подвигалась так медленно, словно тащила триумфальную, колесницу на священный холм, казалась особенно оживленной. Перед прекрасными фасадами и зеркальными окнами магазинов толпился народ, очевидно, не только для дела, но и для удовольствия, ибо значительная доля прохожих принадлежала к прекрасному полу. Женщины были нарядно одеты, многие - молоды, а некоторые и красивы. Дело в том, что за два дня до того в город прибыл ее величества гусарский полк, и между офицерами полка и прекрасным полом гостеприимного города возникло естественное соревнование, кто больше пронзит и ранит сердец. Прибытие этих героев, чья профессия - сокращать враждебное и увеличивать дружественное население, дало толчок всем тем развлечениям, которые сводят вместе молодых людей: состязаниям по стрельбе из лука и ружья, концертам, балам, объявленным в афишах, которые были прибиты к стенам и щитам, а также выставлены в окнах магазинов.
Мальчик с большим интересом выглядывал, из тележки и внимательно рассматривал эти объявления, пока наконец у него не вырвалось взволнованное восклицание:
- А я был прав, это здесь!
- Что здесь? - спросил Кенелм. - Отель?
Его спутник не отвечал, но Кенелм, проследив за взором мальчика, увидел огромную афишу:
ЗАВТРА ОТКРЫВАЕТСЯ ТЕАТР
РИЧАРД III - МИСТЕР КОМПТОН!
- Спросите, где этот театр, - прошептал мальчик и отвернулся.