- Вам нравится Вергилий?
- Сказать по правде, я не читал Вергилия с самого детства, и, между нами говоря, тогда находил его довольно однообразным.
- Может быть, потому, что его стихи так гладки при всей своей красоте?
- Возможно. Вкус молодого человека часто бывает еще не развит, и если поэт безупречен, мы находим, что ему недостает живости и огня.
- Благодарю вас за разъяснение, - ответил Кенелм и задумчиво прибавил про себя: "Боюсь, что я стал бы слишком часто зевать, если бы женился на мисс Вергилии".
ГЛАВА XVI
В доме Трэверса была довольно большая коллекция фамильных портретов. Немногие из них были написаны хорошо, но сквайр, очевидно, гордился этими доказательствами древности своего рода. Они не только занимали значительное пространство на стенах приемных комнат, но проникали в спальни, улыбались или хмурились на зрителя из темных коридоров и отдаленных галерей.
Как-то утром Сесилия, направляясь в кладовую семейного фарфора, увидела Кенелма. Он пристально рассматривал женский портрет, запрятанный в один из темных проходов, через которые по задней лестнице он мог добраться из передней в свою комнату.
- Я не выдаю себя за знатока живописи, - сказал Кенелм Сесилии, остановившейся возле него, - но меня поразило, что этот портрет гораздо лучше большинства тех, которым отведены почетные места в вашей коллекции. И само лицо так очаровательно, что могло бы украсить галерею любого дворца.
- Да, - с легким вздохом сказала Сесилия, - лицо в самом деле очаровательно, а портрет считается одним из шедевров Лели. Когда-то он висел над камином в гостиной. Но папа давно приказал перевесить его сюда.
- Может быть, он узнал, что это вовсе не фамильный портрет?
- Напротив, его огорчает именно то, что портрет фамильный. Тише, я слышу его шаги. Не говорите с ним об этом портрете, и не надо, чтобы он видел вас здесь. Это очень тягостный для него предмет.
Тут Сесилия исчезла в кладовой, а Кенелм вернулся в свою комнату.
Какой грех, совершенный оригиналом этого портрета в царствование Карла II, но обнаруженный только в царствование Виктории, мог оправдать Леопольда Трэверса в том, что он удалил лучший портрет в доме с того почетного места, которое тот занимал, и сослал его в этот темный угол? Но Кенелм больше не поднимал разговора на запретную тему и через час даже перестал думать об этом.
На следующий день он поехал верхом с Трэверсам и Сесилией. Путь их лежал по спокойным, тенистым тропинкам, без определенного направления, как вдруг там, где три тропинки сходились углом, среди обширного зеленого пространства, похожего на бывший парк с рассеянными там и сям огромными стволами подстриженных дубов, перед ними возникла уединенная серая башня.
- Сисси, - воскликнул Трэверс, сердито останавливая лошадь и прерывая политические рассуждения, в которые он втянул Кенелма. - Сисси, как это случилось? Мы повернули не там, где надо. Но не беда! Я вижу, - он указал направо, - трубы дома старого Мондела. Он еще не обещал своего голоса Джорджу Бельвуару. Я поеду и поговорю с ним. Вернись с мистером Чиллингли и дождитесь меня у "тернерской лужайки". Я думаю, вы извините меня, Чиллингли, но лишним голосом пренебрегать не приходится.
Сказав это, сквайр остановился, повернул назад и, так как никакой калитки видно не было, заставил лошадь перепрыгнуть через верхнюю жердь ограды, после чего ускакал в сторону фермы старого Мондела. Кенелм, почти не слушая указаний, которые его хозяин давал Сесилии, и извинений по его собственному адресу, остановился и стал внимательно смотреть на старую башню, так внезапно появившуюся перед глазами.
Хотя Кенелм и не был таким ученым историком, как отец, его влекли к себе всякие остатки прошлого; а старые серые башни, если они не принадлежат церкви, редко встречаются в Англии. Все в этой серой башне невыразимо грустно говорило о прошлом, которое теперь лежало в руинах. Когда-то с ней соединялось большое готическое здание. От него остались части полуразрушенных толстых стен с широкими контрфорсами. Сухая канава между высоких откосов говорила о том, что здесь некогда был укрепленный ров. Можно было даже увидеть холм правосудия, с которого древний баронет вершил свой суд. Редко даже самый проницательный историк находит подобные остатки норманнских времен - разве что на землях, еще принадлежащих самым старинным англо-норманнским фамилиям. Дикая природа окружающей местности, обширные луга, гигантские старые дубы с дуплом внутри, подрезанные сверху - все говорило заодно с серой башней о прошлом, столь же отдаленном от царствования Виктории, как пирамиды - от власти египетского вице-короля.
- Повернемте назад, - сказала мисс Трэверс, - папе будет неприятно, если я задержусь здесь.
- Извините меня на минуту. Жаль, что здесь нет моего отца: уж он-то не ушел бы отсюда до захода солнца. Но какова история этой старой башни? Какуюнибудь же она должна иметь?
- Каждый дом имеет свою историю, даже крестьянский, - сказала Сесилия. - Но простите меня, если я попрошу вас исполнить просьбу отца. Я, во всяком случае, должна вернуться.
Получив такое приказание, Кенелм неохотно отвел глаза от развалин и догнал Сесилию, которая уже отъехала немного по направлению к дому.
- Я по характеру вовсе не любопытен, когда дело касается живых людей, сказал Кенелм. - Но я не раскрыл бы ни одной книги, если бы не интересовался прошлым. Пожалуйста, удовлетворите мое любопытство по поводу этой старинной башни. Она не могла бы казаться более грустной и покинутой, если бы строил ее я сам.
- Самые грустные воспоминания этой башни относятся к уже совсем недавнему прошлому, - ответила Сесилия. - А в древние времена это была угловая башня замка, которым когда-то владел самый старинный и самый могущественный род в этих краях. Владельцами замка были баронеты, принимавшие деятельное участие в войне Алой и Белой розы. Последний из них был сторонником Ричарда Третьего, но после Босуортской битвы он потерял свой титул, а большая часть его земель была конфискована. Верность Плантагенету была, разумеется, изменой Тюдору. Но прямые потомки здешних баронетов восстановили честь рода и спасли от общего крушения значительное поместье сквайра, может быть, приносившее такой же доход, как поместье моего отца, но земли были гораздо обширнее. Этих сквайров уважали больше, чем самых богатых пэров. Они все-таки были самой старинной фамилией в графстве, и в родословной их упоминалось о родстве с наиболее знаменитыми домами английской истории. Сами они на протяжении многих поколений были смелыми, гостеприимными, приятными людьми, жившими скромно на свои доходы и довольствовавшимися своим сквайрским званием. Замок, разрушенный временем и осадой, они не пытались восстанавливать. Жили они близ развалин замка, в доме, выстроенном приблизительно в царствование Елизаветы. Вам его не было видно, потому что он стоит в лощине за башней, - живописный дом средней величины, настоящий дом провинциального джентльмена. Наша семья породнилась с ними. Портрет, на который вы обратили внимание, изображает одну из представительниц этого дома. Все сквайры в графстве очень гордились браками с Флитвудами.
- Флитвуды? Я смутно припоминаю, что слышал это имя, когда рассказывали о каком-то бедствии... Нет, это не может быть тот самый род... Пожалуйста, продолжайте.
- Я боюсь, что это тот самый род. Но я докончу эту историю, как сама слышала ее. Имение в конце концов досталось некоему Бертраму Флитвуду, который, к своему несчастью, прослыл очень дальновидным я деловым человеком. Вместе с другими сквайрами он привял участие в каком-то горнопромышленном обществе, скупил много акций, стал во главе предприятия и...
- Он, разумеется, разорился.
- Нет, хуже - разбогател и пожелал стать еще богаче. Я слышала, что в то время как раз началась биржевая паника. Он пустился в спекуляции, разбогател на них, и наконец его уговорили вложить большую часть приобретенного таким образом состояния в паи банка, пользовавшегося хорошей репутацией. До этого времени его в графстве любили и уважали, но сквайры, участвовавшие в горнопромышленном обществе и ничего не знавшие о других спекуляциях, в которых его имя не упоминалось, оскорбились тем, что Флитвуд из Флитвуда ради того, чтобы стать совладельцем лондонского банка, вступил в компанию с каким-то Джонсом из Клзпема.