— Простите, а я могу взять буклет?
— Пожалуйста, — улыбка вновь вернулась на привычное место. — будем рады, если ваши друзья и знакомые также станут учениками Академии. Если это произойдет, то вам будет скидка. До свидания.
Колокольчик звякнул, выпуская нас в опасные, но зато реальный мир.
— И куда мы теперь? — на Кешу вдруг накатила грусть: то ли сказались последствия мужского разговора, то ли повлияли колебания в атмосфере. Он разом осунулся, растеряв привычный лоск и уверенность в себе. — Домой не хочется. Так куда?
— В кабак, разумеется. Кстати, что ты написал в анкетах?
Он задумался:
— Сразу и не вспомнишь. Анкета длинная, пока до конца дойдешь, забудешь, о чем спрашивали сначала. А потом вдохновение снизошло: строчил, как пулеметчик. Пришел в себя только когда этот, порченый, стал о себе рассказывать.
— Кеша, сосредоточься и постарайся вспомнить, что именно ты настрочил.
На гладком холеном лбу мелькнула рябь раздумий:
— Вопросы самые обычные, такие в любой анкете есть: имя, возраст, семейное положение, место работы или учебы.
— И все? — Может стукнуть его? Глядишь, начнет быстрее соображать.
— Нет, это только начало. Дальше — ковыряние в душе. Почему выбрали «Звездную Академию»? Как относитесь к эзотерике? Читаете ли на ночь астрологические прогнозы? На какие курсы хотели бы записаться? Какая роль для вас ближе — палача или жертвы? Способны ли вы причинить боль и насилие ради великой цели? Верите ли вы в магию, тьфу, любовь с первого взгляда?
— Стоп! — я даже затормозила. — А причем тут палач, жертва и насилие?
— Я тоже удивился. Вроде и ни причем, но отвечать на эти два вопроса нужно было обязательно. Без ответа на них анкету не принимали. Я вначале их проигнорировал, но барышня пробежалась, увидела пустующие графы и вернула обратно — надо заполнить. Из-за этого даже пирожное не доел. Как я отношусь к насилию? Отрицательно, конечно. Терпеть не могу садимзма, да и мазохизм, признаться, не очень уважаю.
— Кто о чем, а ты все о сексе, — Кеша обиженно отвернулся. — Не сердись, брякнула, не подумав. А о обо мне ты что написал? Как я отношусь к насилию?
— Положительно. Приветствуешь его во всех видах.
— Что?!
— Эфа, я же для разнообразия. Чтобы не решили, что кто-то из нас списывал.
— Очень интересно, — мысль крутилась, как белка в колесе. — Ну, и кто мы теперь, палачи или жертвы?
— Ты — палач, а я жертва. Давайте знакомиться, — Кеша манерно протянул узкую ладошку: тонкие пальчики с безупречным маникюром. Господи, куда катится мир? Автоматически я взглянула на собственные руки. Так и есть: на указательном пальце лак облупился.
— Мы уже знакомы, дурья твоя голова, — я рявкнула на потенциальную жертву «Звездной Академии», но, увидев его расстроенное лицо, сменила гнев на милость: — Ну, хоть про свою любовь к триллерам ты сообщил?
— Зачем? — Кеша зевнул и нырнул в меховой воротник. — Наша жизнь — сплошной триллер, а кино — лишь ее отражение. Нет смысла говорить об очевидном. Я посплю немного, ладно? Устал.
И засопел. Машина стояла в пробке. А я думала, что скоро наступит Новый год. И я не получу ни одного подарка. От этого почему-то становилось грустно. Может, поэтому я так не люблю праздники?! Какой праздник без подарков?
Который день решаю сложную дилемму: что лучше — праздники или будни? Душа ратует за праздники, разум настаивает на энергетически сбалансированных и потому привычных буднях. Но что хорошего в буднях? Рутина? Работа? Стрессы? Любой день недели — это день Сурка, никакой тебе импровизации и вдохновения. То ли дело праздники: приподнятое настроение, брызги шампанского, подарки, сюрпризы, любимая музыка… Хорошо! Но вот, что странно: от праздников устаешь намного быстрее, чем от полноценной рабочей недели. Видимо, так устроен человек, что не может он веселиться до упада. Пример? Пожалуйста: череда новогодних праздников. Пятнадцатого января почти все население России выходит на работу, облегченно вздыхая: «Наконец-то! Сколько можно?!». Столько, сколько нужно. Но не всем, а каждому конкретному человеку. У нас разные потребности в радости и праздности. Одним и года не хватит, а другим и часа довольно. Для трудоголиков затяжные торжества смерти подобны. Человек гибнет на глазах: «Работы мне, работы!». Для лентяев, напротив, конец декабря и первые две недели января сродни райскому наслаждению. Ничего не делаешь, а никто не ругает. Так что лучше — праздники или будни?
Клара, к примеру, уверена, что секрет хорошего праздника — в умении его придумать и воплотить в жизни, вне зависимости от календарных отметин. Сам себе режиссер, сам себе актер, сам себе — виновник торжества. А чем плохо? Неслучайно за рубежом отмечают не только день всех Влюбленных, но и такие события, как помолвку, годовщину свадьбы или дату первого свидания. И правильно делают! Да мало ли какой праздник можно придумать?! День хорошего настроения, День флирта, День романтических признаний, День лучшего афоризма, наконец, День халявы. Главное — не зацикливаться на календаре. Все, что имеет оттенок обязательности, не является настоящим праздником. Настоящий тот, который всегда с тобой. Дай бабушке волю, так она будет устраивать ежедневные банкеты и фуршеты, был бы праздник, а повод найдется. Забавно, но со временем эту философию стали разделять все мои родные.
Как же мне их не хватает!
Кеша спал.
Машина стояла в пробке.
А я тихо плакала, сама не знаю, почему.
ГЛАВА 5
Когда-то давно, когда еще была здорова, мать определила его в художественную школу. Три раза в неделю он слушал лекции по истории искусств и рисовал кривобокие горшки с такими же кривобокими тарелками. И все это — ради урока по скульптуре. Даже сейчас он помнил, как дрожали руки, и ныло в животе, когда он заходил в класс. В белой ванне — мокрая серая глина. Зачерпывая ее, он чувствовал себя мелким богом, сотворяющим свой собственный мир. Бесформенный холодный ком раскатывался по гладкому столу, пальцы обнимали острый скальпель, и мечта с каждым движением становилась явью.
Даже сейчас, спустя двадцать лет он помнил свой щенячий восторг: пока взгляд улавливал нужные формы, скальпель механически отсекал все лишнее. К концу занятия он бережно оглаживал серое лицо своей спящей красавицы: аккуратный лоб, тяжеловатые веки, нос с едва заметной горбинкой, прекрасно очерченные скулы и чуть припухлые губы, раскрытые для поцелуя.
— Ну, что, Пигмалион, опять свою Галатею сотворил, — бурчал преподаватель. — Не надоело еще? Двойка. Мы сегодня лепим кисть винограда с персиком.
Двойка, так двойка. Неважно. Он молчал, с жадностью вглядываясь в любимые мертвые черты. После звонка лицо укрывалось мокрой марлевой тряпочкой и убиралось подальше от любопытных глаз — на самую верхнюю полку. Через неделю он доставал его и выбрасывал как безделку обратно в ванну. Застывшее, потрескавшееся, оно никому не было нужно. Он брал новый глиняный ком, и все начиналось сначала.
С появлением Лены он перестал ходить в художественную школу. Зачем глиняный суррогат, когда у него под боком идеальная женщина — воплощение мечты. И тут же одергивал себя — под отцовским боком. Но ведь сказано в Писании, ближние люди должны делиться. Про Писание Белый карлик придумал, но тезис действовал безотказно: никто не читал великую книгу, а, значит, и не мог возразить.
По ночам он лежал, уставившись в покрытый трещинами потолок, по которому пробегали цветные тени фонарей. За стеной — скрип кровати. Ритмика любви. Отцовский всхрап, переходящий в тонкий всхлип. Женский стон, от которого собственное желание становилось невыносимым. И снова скрип кровати. Руки под одеялом выполняли уже привычную работу, а в мозгу то и дело всплывало: «Ближние люди должны делиться».
Утром она готовила завтрак в шелковом халате, так и норовившем распахнуться на упругой и полной груди. Она наклонялась, и Карлик сглатывал, угадывая, что под красной, вызывающе тонкой тканью ничего нет. Только тело. Отец, проходя мимо, по-хозяйски хлопал по двум круглым половинкам. Мол, гляди, сынок, я еще ого-го. Лена игриво вскрикивала, сынок от бешенства стискивал зубы: «Ближние люди должны делиться». Низ живота ныл от сладкой боли, и без того тесные джинсы становились еще более тесными, в голове стучал знакомый лейтмотив: «Ближние люди должны делиться».