Когда Гена начал дуреть от кофе и видений себя на обложках, вернулась Чистова. Она провела его в кабинет без окон. На стенах, обитых чем-то белым и толстым, висели экраны. По периметру круглого стола в центре кабинета стояли ноутбуки, местами захлопнутые, местами населённые экраносберегающим ёжиком. Ёжик бегал взад-вперёд, то и дело принюхиваясь.
Такого же ежа Гена видел на боку микроавтобуса.
- Присаживайтесь, Геннадий, – бронзовая рука указала на стул у захлопнутого ноутбука.
Сначала Чистова приветливо допросила Гену о жизни в целом. Ему показалось, что с интересом. Пару раз она даже вывела что-то палочкой на экране карманного компьютера. Один раз переспросила. При этом, однако, у Гены осталось впечатление, что за пять минут допроса он не сказал ничего, кроме серии туманных «ну да», «да нет» и «ага-ага».
Затем она спросила, что за человек его друг Дмитрий. Гена протянул кокетливое «нууууу». Взяв покровительственный тон, он описал простодушного скобаря двадцати четырёх лет – работящего таксиста и, по сути, пацана нормального, но всё ж, чего там темнить, не гения.
- И по женской линии – я это уже как бы сплетничаю немножко, да – но по женской линии у Митьки не очень того… Я даже думал, ну, типа свожу его в Кёнигсберг, покажу, что к чему, он тут осмотрится, как бы комплексы преодолеет, – Гена встретился глазами с Чистовой и хихикнул. – Здесь же для этого все условия…
- Вы находите? – риторически удивилась Чистова. Палочка забегала по экрану.
Далее Гена получил шанс правдиво описать своё путешествие. За три минуты он добрался до Литвы. Чистова оборвала его словами «Геннадий, это великолепное роуд-муви», сделала ещё одну заметку и, коротко извинившись, вышла.
- У меня к вам есть предложение, Геннадий, – сказала она, вернувшись.
На этот раз она села прямо на соседний стул, развернувшись к нему. Её ноги пылали в нижнем секторе Гениного поля зрения. Немного легче стало только, когда она закинула ногу на ногу и накрыла колено скрещенными ладонями.
- В одиннадцать двадцать один, – продолжила Чистова, – у нас в прямом эфире пойдёт специальная программа. Напрямую связано с последними событиями. Вы хотели бы принять участие?
- Конечно!
- И вы готовы повторить всё, что рассказали мне? В общих чертах?
- Никаких проблем! В общих чертах!
- Прекрасно, – кивнула Чистова. – Артём – он вам приносил кофе – он покажет вам наше кафе, там можно позавтракать. Потом он вас проводит в студию, – она встала. – Да, и ещё. Вы не могли бы, пока вы здесь, отдать мне ваш мобильный телефон? Я страшно извиняюсь. Это правила информационной безопасности.
Гена запустил руки в карманы.
- Чего-то… Эээ… А я его, кажется, дома забыл…
- Прекрасно, – сказала Чистова.
21. Предугадайка
За двадцать минут до эфира Гене зафиксировали причёску. Затем добрили подбородок, вытерли нос, припудрили щёки, нацепили на воротник микрофон, запустили в студию и посадили на край чёрного дивана.
Другой край и середина пустовали.
И вообще, всё в этой студии было не так, как ещё минуту назад рисовало Генино воображение. Маленькая. Квадратная. Никакого подиума. Никакой массовки, готовой встречать его реплики умелыми аплодисментами. Только разнокалиберные экраны по всему периметру. Не было даже суровых операторов за огромными камерами. Камеры свисали с потолка, торчали из стен и имели самые банальные размеры.
Модный Артём присел на столик перед диваном. Он держал палец на чёрной таблетке в своём левом ухе.
- Ага. Ага. Ага, – повторял он, глядя на Гену и не видя его. – Ага. Ага. Ага.
На экранах металось беззвучное «Евровидение». Обновлялись осенённые ёжиком страницы Фейсбука, Твиттера и сайтов, о которых Гена никогда не слышал. Шевелила губами Светлана Бухгальтер. Устало жестикулировал смуглый хирург в голубой шапочке.
Интереснее всего, впрочем, было на самом большом экране. Там чередовали Митю и женщину лет пятидесяти в строгом сером костюме. Женщина говорила – много и без единой улыбки. Митя, приплюснутый атмосферным давлением, прятался за частоколом микрофонов и смотрел в стол.
- Так, Геннадий, – Артём убрал палец от уха. – Слушаете меня?
- … Да-да-да! – Гена оторвался от самого большого экрана. – Слушаю.
- Эфир через четыре минуты. Придёт ведущая. Она сядет в это кресло. Когда будете говорить, не ищите глазами камеры. Смотрите на ведущую. Перебивайте, когда хотите. Не стесняйтесь. Вот вода, – Артём постучал пальцем по дорогой минералке, окружённой тремя стаканами. – Пейте, сколько хотите и когда хотите. Продлится всё двадцать пять минут. На тринадцатой минуте передышка на рекламу. Семьдесят пять секунд. Что ещё... Да. Потом, возможно, придёт ещё один гость. Гостья. Или не придёт, – Артём встал. – Приятного эфира.
Он вышел, оставив Гену наедине с немыми экранами.
Четыре минуты Гена слушал удары своего сердца, четыре минуты медленно вытирал об штаны мокрые ладони, четыре минуты почти не моргал – пока, наконец, экраны не подёрнулись компютерной рябью, и не застучала горячечная музыка. Рябь завертелась, заклубилась, свилась в два десятка воронок, пожирающих пёстрые телекартинки, камеры ожили, дверь за Гениной спиной агрессивно распахнулась, и ведущая влетела в студию, на ходу пересказывая Генину биографию в таком ключе, что хотелось встать в угол, а ещё лучше рухнуть на колени и перед кем-нибудь покаяться.
На последнем предложении ведущая опустилась в кресло.
- Прееее-дугадайка! – крикнул звонкий мальчишеский голос.
- Наши московские журналисты круче, чем их московские журналисты! – заверил упитанный бас.
Гена доверчиво оскалил зубы. Он не подозревал, что доказывать этот тезис будут прямо на его шкуре и до самой рекламной паузы.
И началось:
- Уважаемый Гена, вы не расскажете нам, что привело вас и вашего друга Митю в Кёнигсберг? – спрашивала ведущая.
Гена смущённо мычал про «Евровидение» и неповторимую атмосферу.
Мальчишеский голос объявлял: «Наш прогноз!»
На экранах появлялась шатенка в офисном скафандре на фоне кремлёвской стены. Она с отчаянным пафосом тараторила про двух кандидатов экологических наук, молодых людей с бескрайним будущим, которые приехали в Калининградскую область по заданию Министерства природных ресурсов и экологии РФ, чтобы взять пробы воды, ударить в набат и рассказать миру правду об экологической катастрофе в Вислинском заливе.
Голос колхозника-долгожителя фыркал: «Их дяйствительность».
Другая шатенка читала угловатый текст про двух аспирантов Псковского политеха, которые приехали в Калининградскую область на международный симпозиум по приливной энергетике. Над ухом шатенки парила единица Первого канала.
- Бууууууу! – кричала невидимая публика.
«Незачот!» – мигали экраны.
- Если не секрет, Гена, – ворковала ведущая, – как вы провели минувшую ночь?
Гена неистово тёр ладонями джинсы и мямлил про испанских друзей и чешское пиво.
- Наш прогноз!
Первая шатенка рассказывала, как молодые кандидаты наук, получив отказ от властей Калининграда, решили взять пробы под покровом ночи.
- Их дяйствительность…
Вторая шатенка бубнила, что гостиничный номер аспирантов, забронированный ещё три месяца назад, отдали танцору из свиты польской певицы, и псковичам пришлось скитаться по городу в поисках ночлега.
- Гена, в вашей первой беседе с каналом КТВ вы сказали о вашем друге Мите – я цитирую: «водила он тот ещё». Вы также упомянули, что с тех пор, как Митя получил права, он –
На экранах появлялся Гена, снятый из-за обнажённого плеча Чистовой, и говорил: «… три раза столбы считал».