Самое малочисленное племя Африки
О существовании эльмоло ученые узнали лишь полвека назад, в 20-х годах нашего столетия, со слов побывавшего здесь колониального английского чиновника — сборщика налогов. Да и тот сам эльмоло не видел, а лишь слышал от туркана и самбуру о маленьком, странном народе, который в этих пастушеских местах не держит скота, живет охотой на крокодилов и рыбной ловлей. Лишь в 1934 году английская экспедиция Вивиана Фуша узнала кое-что определенное об эльмоло. Ее участники, обнаружившие селения эльмоло среди прибрежных лавовых плато, столкнулись с цивилизацией каменного века.
Их считали вымирающим племенем. Ходила легенда о том, что рок висит над эльмоло и что, согласно предначертанной им судьбе, численность этого народа никогда не достигнет ста человек. В 1962 году, когда в Кении состоялась первая всеобщая перепись населения, их было девяносто девять. Но потом с севера, из Эфиопии, на побережье Бассо-Нарок пришли воинственные красавцы — боран. У них были быстрые лошади, которые могут жить без воды по нескольку суток, и винтовки времен войны с Муссолини. Рыбаки метали в них свои гарпуны, но тщетно. Эльмоло стало восемьдесят.
Через два года туркана, воспользовавшись слабостью своих соседей, отняли у эльмоло и без того жалкие стада коз и коров. Старики эльмоло — их было всего пять человек, — собравшись у костра, обсуждали, что надо сделать для спасения племени от полного вымирания. Они решили разделить племя на две части. Одни эльмоло должны были остаться на «материке», в оазисе Лоиенгалани, а другие — перекочевать на каменистый остров Моло. Если враги нападут вновь, удар примут на себя только те, что остались в Лоиенгалани, другие же будут в безопасности. Хотя от Лоиенгалани до островка Моло каких-нибудь два километра, ни самбуру, ни боран не могут преодолеть это расстояние. Во-первых, у них нет ни плотов, ни лодок, а во-вторых, вокруг Моло довольно сильные противотечения, плоты сносит на юг, и, чтобы добраться до расположенной там хижины, надо брать лоцмана эльмоло.
Лоиенгалани, где живут «материковые» эльмоло, — это небольшой оазис скудной тени, которую дают изнемогающие от жары пальмы дум, вспоенные ручейком того же названия. Пока вода пробегает десятикилометровый путь с гор Кулал по горячему черному плато до оазиса, она успевает превратиться почти что в кипяток. Тем не менее этот горячий ручеек, единственный источник пресной воды в радиусе шестидесяти километров, на протяжении веков привлекает в оазис толпы шумных кочевников: на его зеленых берегах они отдыхают от вечных скитаний по пустыне. Помимо тростниковых хижин эльмоло здесь же разместились селения самбуру и туркана, а также католическая миссия, которую возглавляет отец Палетт. Лет пятнадцать назад один предприимчивый американец построил неподалеку несколько бунгало, надеясь завлечь сюда туристов. Для них же, наняв несколько сотен самбуру и туркана, он соорудил на песчаном плесе, намытом Лоиенгалани, нечто вроде взлетно-посадочной полосы для небольших самолетиков. Но туристы в эту глушь летать не захотели, а оставленные без присмотра бунгало сгорели. Осталось лишь одно. Вот его-то я и сделал своим «опорным пунктом» в поездках вокруг озера.
Прежде всего мне хотелось съездить на остров Моло и познакомиться с его жителями. Переправу на остров практически монополизировал в своих руках Мавингати, сын Лентатука Итэ — вождя обоих селений эльмоло. За сходную цену Мавингати согласился перевезти меня на Моло, представить своему отцу и показать мне все, что я пожелаю.
Плавание на плоту эльмоло — удовольствие небольшое. Плот состоит из трех довольно узких круглых пальмовых стволов, кое-как связанных бечевой и поросших скользким мхом. На этом прыгавшем по волнам сооружении мне пришлось балансировать около часа.
По случаю приезда на остров необычного гостя Лентатук Итэ облачился в выцветшую желто-зеленую ковбойку и уселся на крохотную табуреточку — символ власти, нечто вроде местного трона. Вся остальная часть мужского населения расселась вокруг нас прямо на камнях, кто в набедренных повязках, а кто даже и без них. В беседе принимал участие только Лентатук. Он единственный во всем племени пожилой человек, говорящий на суахили. И наверное, поэтому власти Кении решили назначить его вождем.
Раньше у эльмоло не было ни вождей, ни старейшин. Крохотный мирный народ не нуждался в предводителе, а некоторых честолюбивых сынов останавливала одна местная традиция: у всех нилотов в случае племенных столкновений вождь должен показывать пример храбрости и первым принимать на себя удар вражеского копья. Умирать же — пусть даже вождем — никому не хотелось.
Поначалу, когда власти, присмотревшись к Лентатуку Итэ, предложили его в вожди эльмоло, те отказались. Отвергли не Лентатука (тот из-за своего знания суахили все равно играл главную роль среди соплеменников и был посредником между ними и властями), а вождя вообще. Тяжба между правительством и племенем длилась два месяца. Потом был достигнут компромисс: власти подарили эльмоло лодку, а те согласились принять назначение вождя. Но с испытательным сроком.
— Три месяца народ присматривался ко мне, — говорит Лентатук. — Потом состоялось собрание — бараза, и все взрослые эльмоло решили, что я им не помешаю.
Я смотрю на длинное аскетическое лицо Лентатука, в его умные, слегка настороженные глаза. Если бы он жил две-три тысячи лет назад, то вошел бы в историю как Лентатук Итэ I. Сейчас же вождь в Кении — всего лишь помощник правительственным чиновникам. В большинстве стран Африки с вождями борются, считают их пережитком прошлого, оплотом феодализма, помехой властям. А у эльмоло, чье общество в XX веке находится на столь низкой ступени развития, что не знает старейшины, власти искусственно создают институт вождей. Потому что видят в Лентатуке, говорящем на суахили и побывавшем в городе, единственное «связующее звено» между веком каменным и веком современным.
В селении у хижин, сплетенных из тростника и напоминающих скорее птичьи гнезда, чем людские жилища, сидели старики и курили чубуки, которые сами смастерили из рыбьих хребтов. Мужчины помоложе точили камнем гарпуны. Женщины шили какое-то тряпье иглами из рыбьих костей. Девушки мастерили себе бусы, нанизывая на сплетенное из травы волокно кусочки крокодильих позвонков.
Вокруг валялись черепаховые панцири, заменяющие здесь и тарелки, и ведра. А что еще можно использовать для изготовления кухонной утвари на вулканическом островке? На лавах не прокормишь скот, который дает их соседям кожи для бурдюков. Здесь не сыщешь глины, чтобы сделать горшок, не вырастишь тыкву, из которой повсюду в Африке делают сосуды для жидкостей — калебасы.
Я бродил по каменистому островку и думал, что по своему укладу жизни эльмоло ближе всего стоят к бушменам и пигмеям. Все они — примитивные собиратели и охотники, с той лишь разницей, что пигмеи получают все для жизни в непроходимых экваториальных лесах, бушмены — в страшной пустыне Калахари, а эльмоло — в озере, обрамленном лавовыми полями. Островитянам Моло, пожалуй, приходится хуже всех.
Их судьба — судьба племени, порвавшего с образом жизни отцов, забросившего скотоводство и перешедшего к оседлому образу жизни на озере, — не может казаться привлекательной гордым кочевникам — здоровякам и красавцам.
У всех стариков эльмоло искривленные, скрюченные руки, больные ноги. У взрослых почти нет зубов, у молодежи кровоточат десны. Озеро здесь — единственный источник воды, а в ней много солей, разрушающих костную ткань. У многих детей седые волосы, одно из проявлений квашиаркора — болезни, возникающей повсюду, где люди не знают вкуса мяса и овощей. Так что малочисленность эльмоло объясняется не злым роком, а суровостью их бытия. Другая причина — браки между родственниками, которые неизбежны среди людей крохотного племени, почти изолированного пустыней и озером от кочующих где-то соседей. Эльмоло понимают это. И в то же время считают, что если нарушат свои законы, начнут смешиваться со скотоводами, то вскоре исчезнут с лица земли как самостоятельное племя. Они и так уже утратили свой собственный язык и говорят на языке своих более многочисленных и преуспевающих соседей — самбуру и туркана.