— Почему вы подобно другим местным племенам не заведете скот? — спросил я у Лентатука, когда мы вернулись с Энваитенета и сидели на берегу у костра, где женщины пекли крокодилье мясо.
— Власти тоже говорят, чтобы мы держали скот. Но наши деды и отцы жили без коров, и мы не хотим менять их обычаи. Тем, что у нас нет больших стад, мы, эльмоло, и отличаемся от других людей. Разве не лучше жить в мире и ловить рыбу, чем драться из-за коз? Рыбы в озере много, больше, чем коров и ишаков на скудных пастбищах самбуру и туркана. И пока она есть, мы никуда не уйдем отсюда. Многие племена шли мимо этих берегов. Все они имели стада или искали хорошую землю для своих полей. Поэтому они ушли на юг. А мы — рыбаки и нам незачем уходить отсюда.
С гарпуном на окуня
Богатство озера и, правда, в какой-то степени возмещает скудость и суровость земли, которую обходили и обходят все, но которую эльмоло сделали своей родиной. Озеро эльмоло называют по-хозяйски: Эль-Кадиш — «наша вода». Оно не дало им умереть, и поэтому рыбаки считают его священным.
Как-то вечером, когда воды озера, отразив закат, сделались розово-лиловыми, мужчины встали на свои плоты и поплыли вдоль берега, высматривая рыбу. Я прыгал за ними по камням, любуясь ловкостью их движений. На промысел вышло пять плотов, на каждом из которых стояло по одному человеку.
Балансируя на трех шатких скользких бревнах, рыбак стоит на носу плота, медленно работая шестом и пристально всматриваясь в мутную воду. Потом вдруг взмахивает шестом, который становится гарпуном, и запускает его в озеро. Привязанная к нему бечева натягивается, и плот стремительно несется то влево, то вправо. Рыбак становится похожим на любителя водных лыж, движимого неведомой силой. Он еле удерживается на плоту, но тем не менее никогда не ложится. Иначе скажут: рыба победила человека.
А сейчас человек побеждает рыбу. Плот плывет все медленнее, бечева ослабевает. Теперь уже рыбак тянет свою жертву. Вскоре она появляется из-под воды — огромный золотистый нильский окунь, предел мечтаний всех рыбаков. Нужен удивительный глаз и твердая рука, чтобы с шаткого плота в мутной воде угодить добыче в голову, в самое уязвимое место. А если не угодишь — охота пропала. Окунь порвет бечеву, перевернет плот, утащит человека под воду.
Рыболов вытаскивает добычу на плот, гордо выпрямляется и издает гортанный отрывистый звук. Это знак другим: «Ловля окончена. Больше рыбы не надо». В окуне килограммов семьдесят. Этого вполне достаточно, чтобы поужинать обоим селениям эльмоло.
Для европейского рыболова, готового весь день просидеть над лункой во льду ради двухсотграммового окунька, окунь в семьдесят килограммов, добытый за полчаса, — фантастика. Но на Рудольфе это дело обычное. В этих местах видели и стокилограммового окуня. И, судя по огромным белым хребтам, повсюду валяющимся вокруг хижин, не редко.
Есть еще на Эль-Кадише золотой окунь. Он не так уж велик, но обладает удивительной червонной чешуей. Ловится здесь и рыба-тигр, прозванная так за яркие желтые и черные пятна между серебристыми полосами вдоль спины и страшные, действительно тигровые зубы. Если вытащенная из воды рыба немного полежит на солнце, эти полосы делаются ярко-синими. В изобилии водится в озере и вездесущая в Африке тилапия. Только во всех водоемах она весит до одного килограмма, а здесь вымахивает до шести.
Скорее всего, основная причина гигантизма ихтиофауны озера — обилие пищи и своеобразные «парниковые» условия, в которых живет рыба. Из-за небольших глубин и ежедневных налетов сирата сабук вода в озере не стратифицирована и от поверхности до дна в избытке обогащена кислородом. К тому же она прекрасно прогрета, что тоже способствует развитию жизни. Повсюду, особенно на мелководье, дно озера покрывают заросли густых подводных лугов, в которых откармливаются огромные рыбины.
Полусонную тилапию ловят сетками-корзинами, сплетенными из упругих прутьев, вроде как бабочек — сачком. Такая рыбная ловля, не требующая меткого глаза, — удел стариков и женщин. Целыми днями ходят они по мелководью, хлопая корзинами.
Иное дело — охота на рыбу с копьем с берега. Это своеобразный спорт, доступный самым зорким. Пробираясь по берегу между скалами, чтобы тень не скользнула по озеру и не вспугнула добычу, рыбак-охотник всматривается в зеленоватую гладь Эль-Кадиша. Почти не целясь, кидает копье — и жертва. Уже судорожно бьется на его блестящем конце.
Излишки рыбы эльмоло могли бы продавать соседним племенам, но туркана сами обеспечивают себя рыбой, самбуру же не большие любители рыбной гастрономии и черепаховых супов; им подавай мясо и молоко, смешанное со свежей кровью. Поэтому, чтобы эльмоло не только выжили, но и встали на ноги, перестали быть самым отсталым кенийским племенем, им надо преодолеть свое вековое затворничество. Тогда они смогли бы продавать свою рыбу, получать за нее деньги, покупать на них снасти, спички и транзисторы.
Как-то среди бела дня ко мне в Лоиенгалани прискакал сын Лентатука и, не слезая с верблюда, сообщил:
— Приехал большой начальник из города. Будем собирать баразу[4]. В Лоиенгалаги. Если хочешь, бвана, приходи.
Конечно же, бвана хотел. На пыльной площадке посреди Лоиенгалани уже сидели человек триста. По случаю баразы кое-кто из туркана даже прикрыл свое мужское достоинство повязками из домотканой шерсти. Боран надели белоснежные тюрбаны и намалевали на щеках ярко-красные полосы. Откуда-то с севера на верблюдах пожаловали люди племени рендилле. Все внимательно слушали выступавшего.
«Большой начальник» оказался главным чиновником департамента образования в Исиоло. Он призывал местных жителей посылать своих детей в школу и не бояться, что от этого сократится улов рыбы или погибнут стада.
— Чем чаще дети будут ходить в школу, тем они больше будут знать, — говорил он. — Ни для кого не секрет, что старый рыболов ловит больше рыбы, чем ребенок. Это потому, что старики имеют опыт, знают, как ловить рыбу. Но на это им понадобилась целая жизнь. В школе же получить необходимые для жизни знания можно куда быстрее. Скоро правительство начнет строить дорогу на противоположном, западном берегу Бассо-Нарок, и тогда даже на ваших лодках можно будет достичь начала того пути, который поведет прямо в большие города, где живет много людей. Они любят рыбу. Ее будут возить в город на больших и быстрых машинах, внутри которых очень холодно. Поэтому ваша рыба не будет портиться. Скоро надо будет ловить много рыбы. За нее вам будут платить деньги. И вы начнете жить, как все племена в нашей стране, идти вперед. Настанет время, когда эльмоло будет не сотни, а тысячи.
Потом я долго разговаривал с приехавшим чиновником. Он говорил о том, как трудно изменить психологию местных первобытных племен, приобщить их к новым формам жизни. И о том, что, несмотря на все трудности, это все же необходимо сделать.
— То, что в Кении живет самое маленькое и самое отсталое племя Африки, делает ей не много чести, — сказал он. — К чести Кении будет, если эльмоло выживут и найдут свое место в двадцатом веке.
И я согласился с ним.
Разве можно ослушаться моранов?
Когда я попросил Лентатука порекомендовать мне хорошего проводника по землям самбуру, вождь, не задумываясь, назвал имя Лангичоре. Это был подвижный старец, поджарый и морщинистый. Вскоре я проникся к нему большим уважением, потому что уверовал в то, что Лангичоре знает в округе каждый камень. Старик принадлежал к племени ндоробо, живущему несколько южнее. Но это не мешало ему пользоваться среди самбуру необыкновенным авторитетом.