К своему удивлению, я как-то оказался свидетелем того, что даже школьные учителя взывают к тотемам. После занятий в начальной школе Локваканголе учитель, дав каждому из учеников по жестянке, повел их к озеру Рудольф за водой, которой они поливали росшие вокруг пальмы — дум. Дождя не было. Уже несколько лет, дни стояли на редкость душные и огромным Деревьям нескольких жестянок воды, выплеснутых под них детворой, было явно мало. А детворе, конечно же, не хотелось таскать воду. Побросав жестянки, они начали разбегаться.
И тогда учитель начал стыдить их. Единственное слово, которое я уловил в потоке непонятных фраз на певучем языке туркана, было «нгемании». Когда ребятишки вновь побежали за водой, я спросил учителя, о чем он говорил школьникам.
— Я сказал им, что стыдно и опасно отказываться дать воды пальмам-нгемании, которым поклоняются их отцы. Нгемании могут покарать их отцов за таких детей, — без тени смущения объяснил он.
А вот с поклонением черной лаве, которая валяется повсюду и которую людям племени туркана волей — неволей приходится ежеминутно топтать, дело обстоит сложнее. «Старшие старейшины» придумали, что наименее оскорбительно для тотема ходить по нему в обуви. А поскольку сделанные из слоновьей или носорожьей кожи сандалии, удерживающиеся на ноге с помощью накинутой на большой палец петли из ремешка, — неотъемлемая часть скудного гардероба всякого уважающего себя старейшины, то вопрос взаимоотношений старцев с лавой был решен.
Однако этот компромисс вскоре породил еще один занятный предрассудок. Старики начали проповедовать, что поскольку сандалии разрешают им ходить по лаве, не вызывая гнева «Нгимур», то они — сандалии — находятся «между богом и человеком» и, следовательно, наделены сверхъестественной силой. Сандалии сначала превратились в атрибут лекарей и оракулов, которые, проделывая со своей обувью различные манипуляции, предрекали наивным соплеменникам их будущее или предсказывали исход схватки с соседями. А затем сандалии превратились в советчиков своих владельцев.
Правда, «вера в сандалии» распространена не повсюду, но в Локитаунге — крайнем северном поселении туркана, у западного, побережья озера Рудольф, вечером почти все старики, усевшись на черном песке у своих тростниковых хижин, только тем и занимались, что подкидывали сандалии в воздух. Они внимательно следили за их полетом и потом долго изучали, как одна сандалия упала по отношению к другой и как обе — по отношению к солнцу и почитаемому ими озеру. По моей просьбе Лусенге осведомился, о чем гадают старики. Оказалось, что одного из них интересовало, сколько его коров отелилось на дальнем пастбище, другой пытался кое-что узнать о своем будущем в целом, третьего беспокоило состояние глаз внука, по моему мнению страдавшего конъюнктивитом. Перед тем, как отправиться в горы Локваномору, я дал ему лекарство, а когда через пять дней вернулся, то старик радостно потряс с мне руку и сообщил: «Мои сандалии правильно пообещали мне, что ты поможешь мальчонке и он будет видеть». Туркана не только верят обещаниям своей обуви, но и покоряются ее «предсказаниям». В книгах Джорджа и Джой Адамсон, например, не раз описывается история Великого Атукана_предводителя вооруженного отряда браконьеров туркана орудовавшего в 30-х годах вдоль берегов озера. В течение нескольких лет эти люди дерзко охотились под самым носом у егерей и аскари, истребляя сотни слонов, носорогов и жираф. Однако каждый раз, когда полиция пыталась их поймать, браконьеры скрывались в пустыне Чалби или горах Кулал, отстреливаясь от своих преследователей. И вот однажды всего лишь два аскари захватили грозного Атукана в его лагере и привели к Джорджу. Атукан при аресте даже не пытался сопротивляться и всем своим видом изображал полное смирение. Когда удивленный Адамсон спросил у атамана, в чем причина его такого поведения, тот ответил: «Сегодня утром я советовался с сандалиями, и те сказали, что аскари схватят меня. Зачем же было сопротивляться, если судьба моя все равно была предрешена?»
Десять килограммов украшений
По извилистой дороге, петляющей над узкой долиной, зажатой между горами Пелекеш и Нангулечом, мы направились из Локитаунга в Какуму. Это крохотная бома, лежащая в самом центре Турканаленда.
Со всех сторон Какума окружена горами из черных базальтов, неимоверно раскаляющихся за день. Ветры почти не проникают во впадину, и поэтому здесь нестерпимо жарко. В самом центре Какумы из-под глыб черной лавы выбивается минеральный источник, который питает нечто вроде общественного бассейна — огромную лужу среди камней. В ней с утра до поздней ночи плещутся и взрослые, и дети. Почти рядом на камнях грелись на солнышке с полдюжины кобр и множество небольших питонов, а из-под нагромождений лавы то и дело выползали гадюки и принимались пить из луж, стекших с тел еще минуту назад стоявших на этом месте купальщиков. Изредка мальчишки запускали в змей камнем или выплескивали на них воду из калебаса. Взрослые же вовсе не реагировали на ядовитых пресмыкающихся.
— Как они могут разгуливать нагишом среди змей, не боясь их смертельного укуса? — поинтересовался я у Лусенге.
— Еще до того, как наши дети начинают ходить, мганга делают им небольшие ранки и втирают в них сок растений, смешанный с высушенным ядом разных змей, — ответил юноша. — Так повторяют через каждое новолуние шесть раз. После этого никакие змеи уже не страшны. Я даже не могу припомнить, сколько раз кусали меня кобры и гадюки, но никогда еще не причинили мне вреда. Лишь один раз, когда я спал на камнях и кобра укусила меня в лицо, я три дня ничего не видел, не мог говорить и двигать шеей. Но потом все прошло.
Очевидно, знахари туркана действительно знают сильное противоядие, обезвреживающее действие яда на детей. Впоследствии же из-за частых укусов у туркана вырабатывается стойкий иммунитет, позволяющий им беззаботно сосуществовать с кобрами и гадюками. Не будь этого, туркана уже давно бы исчезли с лица земли, побежденные змеями.
Однако мне не удалось в Какуме увидеть все, что мне хотелось, потому что почти все мораны и старейшины туркана еще вчера отправились в соседнюю Уганду, где у ближайших родичей туркана — карамоджа — отмечался какой-то большой праздник. В боме остались одни старики. Вечером, когда с гор подул свежий ветер, почти все они накинули себе на плечи целые леопардовые шкуры. Такое зрелище можно увидеть только в этих недоступных оку властей глухих местах. Собравшись у входа в хижину старосты, они стоя о чем-то беседовали. Еще тридцать — сорок лет леопардовые накидки были отнюдь не редкость во многих частях нилотской Африки. Но с тех пор леопардов перебили, охоту на оставшихся в живых запретили, стоимость леопардовых шкур достигла таких фантастических размеров, что большинство их обладателей решили, что продать их куда выгоднее, чем щеголять среди буша в нарядах, доступных лишь кинозвездам и женам миллионеров, К тому же уже совсем недавно, в начале 70-х годов кенийское правительство вообще запретило иметь леопардовые шкуры, добытые без специального разрешения. Но сюда, в самый отдаленный уголок всеми забытого Турканаленда, этот запрет еще не дошел.