— Наквиша[20], — произнес Сенгида, утирая со лба пот. Нгоджа кидого[21].
Он устало прислонился к ослу и, полузакрыв глаза, простоял минут пять. Видно, напряжение последних мгновений, боязнь выдать себя, вспугнуть зверя, промахнуться, нелегко дались даже такому опытному охотнику.
Потом он открыл глаза, посмотрел в голубое небо и указал на высоко паривших над нами птиц.
— Наквиша, — опять повторил он и пошел вперед. Я и ослы побрели вслед за ним.
Появление птиц в небе означало, что яд сработал безотказно и зебра уже лежит где-то мертвой, соблазняя грифов и марабу. Но сверху, с гор, следили за птицами и ндоробо. Мужчины, наверное, уже бегут вниз, торопясь разделать тушу.
Не прошло и получаса, как мы уже были у туши. Яды ндоробо свертывают кровь, поэтому вокруг не было никаких следов убийства. Шкура осталась целой. Ну а глаз? Так кому же не известно, что падальщики обычно начинают свою работу с того, что выклевывают глаза? Таким разговором обычно и кончается объяснение охотника ндоробо с каким-нибудь блюстителем порядка, случайно уличившим его в браконьерстве. Просто шел ндоробо по саванне проверять улей на дереве, пел песни и вдруг увидел мертвую зебру. Правда, можно произвести анализ крови животного и докопаться до действительной причины его гибели. Но кто будет заниматься этим в такой глуши? Поэтому ндоробо со своими первобытными луками, но безотказными ядами попадаются на браконьерстве гораздо реже, чем, скажем, камба, которые пользуются современными ружьями или строят целые сооружения — ловушки из стальной проволоки.
Мы сидели на еще теплой туше. Сколько их, вот таких красавиц зебр ежедневно, ежечасно погибает в Кении, где, как считают, организация охраны животных поставлена так хорошо, как нигде в Африке! Но дело не в ндоробо и не в других африканцах, которые на протяжении веков били и бьют животных в Африке: традиционная охота природой «учтена» и сделалась чуть ли не составной частью экологического цикла. Но природой вовсе не запланировано посещение Кении огромной армией туристов. В 1960 году Кению посетили около восьмидесяти тысяч туристов, в 1972 - уже триста тысяч, к концу же этого века кенийские плановики хотят довести их число до одного миллиона. В 1960 году туристы купили в Кении двадцать три тысячи зебровых шкур, в 1972 году — двести десять тысяч. Мода на шкуры растет, они прекрасно вписываются в современный интерьер, и где гарантия, что к концу века каждый турист не захочет вывезти в Америку или Европу две-три шкуры. Это значит, что в одной только Кении туристы к концу века будут покупать около двух миллионов зебровых шкур. Кроме того, в Кении, да и в других странах Африки существуют целые компании, экспортирующие шкуры за границу, и множество мастерских и фабрик, которые делают уйму всяких сувениров и поделок из зебры. Из морды — чучельную голову в прихожую, из ног — подставку для лампы или журнального столика, из копыт — пепельницу или шкатулку, из хвоста — опахало, из шкуры — все что угодно, начиная от манто и кончая запонками и зажимами для галстуков. В Найроби, например, можно купить больше тысячи предметов, сделанных с использованием «зебрового» материала. Раньше зебр стреляли просто так, сегодня их стреляют ради больших денег. Когда шесть лет назад я приехал в Найроби, зебровая шкура стоила пятьдесят долларов, а сейчас ее цена достигла двухсот долларов. И всех этих зебр, превращающихся в сувениры, стреляют главным образом здесь, на кенийском Севере, где нет национальных парков и где очень тяжело выполнять законы, изданные на мелованной бумаге. Способно ли племя полосатых лошадок выжить в таких условиях? Или для миллиона туристов, которые приедут в Кению в 2000 году, откроют заповедник под названием «Зебры Грэви», где будут доживать свой век последние сотни узкополостных красавиц?
Собаки времен фараонов живы?
Вернувшись как-то вечером с удачной охоты на орикса, мы сидели в пещерном селении у костра. Сенгида потчевал нас шашлыком и рассказами о добрых старых временах, когда ндоробо были хозяевами на кишащих зверьем равнинах. Каких только способов охоты не применяли тогда ндоробо!
Для слонов, которых убивали исключительно ради бивней, сбывавшихся сомалийским торговцам, они рыли на слоновьих тропах ямы. Такие ямы, клинообразно суживавшиеся книзу, маскировали дерном и ветками, так что их не могли обнаружить даже осторожные и подозрительные гиганты.
Правда, юноши, желавшие показать свою удаль и завоевать сердца девушек, вызывали слонов на честный открытый бой. В такой охоте принимали участие обычно двадцать пять — тридцать парней. Их единственным оружием были длинные, выточенные из древесины дикой оливы гарпуны с тяжелым, но свободно отделяющимся от древка набалдашником. В него вставляли иглы, смазанные концентрированным ядом. Выследив слона, ндоробо, не таясь, выходили на схватку с гигантом и метали гарпуны, стараясь попасть в слоновий живот. Если это удавалось, охотник резко дергал за бечевку и отделял древко от набалдашника, оставляя его вместе со смертоносными иглами в теле жертвы. Разъяренное животное металось от одного охотника к другому, но ловкие юноши умудрялись, как правило, всякий раз ускользнуть от слона, успев при этом насадить на древко новый набалдашник и метнуть его в беснующегося слона. Обычно каждый охотник метал гарпун пять-шесть раз. Затем страшный яд, проникнув через толстую кожу в кровь, останавливал двухсоткилограммовое сердце. Издав предсмертный трубный клич, слон, словно подкошенный, падал на землю.
Свои яды ндоробо добывают из ветвей небольшого вечнозеленого деревца Acocanthera schimpeki, широко распространенного в горах засушливых районов Кении, на высоте от 1600 до 2200 метров. Ядовитые ветви мелко нарезают, кладут в глиняный горшок и варят до тех пор, пока на его дне не останется несколько капель густого вещества, напоминающего зеленоватую смолу. Иногда в эту смолу добавляют также яд змей и трупный яд грызунов.
Пропитанными таким ядом гарпунами охотятся также и на бегемотов. Подметив, что этот водяной житель панически боится воды, льющейся с небес, ндоробо выбирают для охоты на гиппопотамов ночи, которым предшествовали двое-трое дождливых суток. Проголодавшись и несколько обессилев за дождливые дни, бегемот в первую же сухую ночь устремляется на берег, в заросли, где его и подстерегают охотники с гарпунами.
А для того чтобы убить носорога и завладеть его драгоценным рогом, на звериных тропах ставили самострелы, заряженные отравленными копьями. Кроме этого Сенгида перечислил мне десятка три различных вариантов силков, ловушек и сетей, применявшихся ндоробо для охоты на антилоп, газелей и прочее «ньяма». «Ньяма» - это суахилийское слово, обозначающее «мясо». Для древних охотников Кении огромные стада ориксов, канн и зебр были всего лишь непортящимися запасами мяса, заготовленными для них самой природой.
Меня всегда удивляло, что при том разнообразии методов охоты, которые изобретены ндоробо, им почти неизвестна собака. Об этом я и спросил в тот вечер Сенгида.
— А кто тебе сказал, что ндоробо не имеют собак? — спросил старик.