Марсабит в переводе с языка боран означает «дом Марса». Марсом звали эфиопского крестьянина из племени бурджи, который, поселившись здесь в десятых годах нынешнего столетия, первым в этих местах начал заниматься земледелием и учить обрабатывать землю скотоводов рендилле, боран и габбра. Вслед за Марсом на плодородные горные земли потянулись из Эфиопии и другие бурджи. Они были не только земледельцами, но и искусными ремесленниками, прежде всего ткачами. Пока женщины-бурджа обрабатывали землю, первыми в Кении, внедряя эфиопские культуры — просо таффи и вимби, мужчины крутили пряжу и ткали из нее грубые шерстяные ткани, вскоре местные кочевники начали охотно менять свои плащи из плохо выделанных козьих шкур на теплые ткани, сбываемые им бурджа. Сыновья и внуки Марса быстро разбогатели, и сегодня они единственные зажиточные африканцы, собственники земли и лавчонок в этом крае, еще живущем по законам пасторальной демократии.
Административный район Марсабит — и зеленый оазис гор, и окружающие его песчаные пустыни, и простирающиеся на север каменистые плато — занимает площадь, равную территории двух Швейцарии. Но живет в этом огромном районе всего лишь пятьдесят две тысячи человек. И это не только потому, что пустыни и плато слишком негостеприимны для людей. Только на горном массиве Марсабит могло бы жить и кормиться около восьмидесяти тысяч человек. А сейчас в небольших енкангах по его склонам и в городе Марсабите проживает всего лишь семь тысяч. На этом вулканическом массиве около десяти тысяч гектаров плодороднейших земель, на которых прекрасно может плодоносить кофе — одна из наиболее доходных культур, внедрение которой в Центральной Кении вызвало подлинный бум в африканских хозяйствах. Но на склонах Марсабита сейчас обрабатывают не более трех тысяч гектар, причем кофе выращивают исключительно для местного потребления. В условиях нынешнего бездорожья перевозка кофейных бобов для экспорта в далекий порт Момбаса оказывается неэкономичной.
Прекрасные зеленые пастбища занимают на Марсабите двадцать тысяч гектаров, тем не менее большинство скотоводов продолжают гонять свой скот по засушливым равнинам. Они привыкли к пустынным просторам, их не тянет в горы. Отгороженные от мира неприветливыми песками и россыпями туфов, они в «страшные времена» были единственными племенами в Кении, которые уберегли свои стада от эпидемий. По этим племенам можно судить о том, какими богатствами обладали номады в Кении до тех пор, пока болезни не подкосили скот, а пришедшие вслед за чумой и ящуром колонизаторы не отобрали у скотоводов выживших коров и верблюдов.
Пустыни преградили путь на земли рендилле и боран и эпидемиям, и колонизаторам. И за это люди благодарны пустыням, они не хотят покидать их. Триста тысяч коров, четверть миллиона верблюдов, столько же овец, полмиллиона коз — такова собственность пятидесяти тысяч кочевников, живущих в районе. Иначе говоря, примерно по двадцать пять голов скота на одного человека! Однако крайне низкая продуктивность животных, «сентиментальный» характер скотоводства, при котором рендилле и боран предпочитают все увеличивать и увеличивать поголовье своих стад, но никогда не режут их на мясо, приводят к тому, что зачастую люди здесь живут впроголодь или закладывают свое нехитрое имущество ростовщикам-бурджи, чтобы получить от них муку, кукурузу и просо. Три четверти земель обрабатываются шестью десятками семей бурджи. Пахарей же среди рендилле и боран еще очень мало. Район этот только начинает осваиваться местными племенами. Сумрачные горы были окружены мрачными легендами и преданиями, останавливавшими людей селиться под покровом леса. Самбуру, первыми начавшие осваивать окрестные равнины, называли Марсабит «Горами бабочек». Никогда не видя этих пестро окрашенных созданий среди каменистых плато, они наделили бабочек самыми страшными свойствами.
Никто не знает, кто жил в этих горах раньше, да и жил ли кто-нибудь вообще. Предания рендилле гласят, что примерно пять поколений (то есть около полутораста лет) назад их предки, молодые отважные воины, потерпев поражение от могущественных галла на своей прародине, в Сомали, переселились в Кению. Их путь лежал по побережью реки Тана и далее на запад, вдоль подножья священной снегоголовой горы Кения, через земли народа меру — мирных лесных земледельцев банту. Воины рендилле отбили у них жен и увели их дальше к подножьям «Гор бабочек». Здесь женщины родили первых детей, первых рендилле, отцами которых были сомалийцы, а матерями — меру. От тех еще совсем недалеких времен, не успевших стереться в памяти народной, в языке кушитов-рендилле осталось немало бантуязычных корней. А свои короткие широкие копья, напоминающие скорее оружие лесного охотника, чем жителя открытых пространств, и рендилле, и боран до сих пор называют «меру». Тесное соседство с аборигенами-самбуру заставило новоселов-рендилле перенять многое из обычаев и традиций этого нилотского народа, вытеснившее из сознания рендилле мусульманские обряды.
Боран появились у подножия Марсабита еще позже — в самом начале этого века, и тоже еще не «привыкли» к жизни в лесу. Они пришли с севера, из Эфиопии, принеся с собой обычаи своей родины — Сидамо и Харара. Их появление на уже обжитых рендилле равнинах со скудными пастбищами и малочисленными водоемами сопровождалось ожесточенными племенными схватками. Воины-боран, появившиеся из Эфиопии на конях и получившие через амхара и арабов огнестрельное оружие, как правило, оказывались сильнее рендилле. Они оттеснили их на запад, к землям их союзников самбуру, а сами заняли лежащие к востоку песчаные земли. Так уже в наше время создалась граница между рендилле и боран, проходящая сегодня почти по строящейся «великой северной дороге».
Племенная организация рендилле реагировала на появление у своих границ воинственных конников боран весьма своеобразно. Заимствованная ими у самбуру система возрастных групп была несколько изменена и приспособлена к специфическим условиям. Если у самбуру мораны находились на «военной службе» максимум до тридцати лет, то у рендилле мораны исполняли свои обязанности до сорока пяти-пятидесяти лет. В условиях постоянных вооруженных стычек с соседями, когда каждый воин был на счету, племя не могло разрешить себе такой роскоши, чтобы мужчина в тридцать лет женился и занимался лишь скотом и детьми.
Это была недальновидная мера. Никто не знает, какова была численность рендилле лет семьдесят назад, но доподлинно известно, что тогда их было больше, чем пришельцев боран. Сегодня же рендилле очень мало — всего лишь 19 тысяч, в то время как боран почти в два раза больше. Не так уж часты теперь межплеменные стычки, а следовательно, и нет особой необходимости для мужчин рендилле почти всю жизнь оставаться холостяками-моранами. Однако традиции живучи, и племенная организация еще не успела приспособиться к новым условиям. Женихи рендилле весьма солидного возраста, хотя в жены себе они берут шестнадцати-восемнадцатилетних девушек.
В Марсабите я попал на большую баразу, на которой выступал член кенийского парламента А. Колколе. Сам рендилле, он обратился к мужчинам-соплеменникам с призывом подумать о будущем племени.
— В условиях мира, наступившего в Марсабите после достижения yxypy[23], старая традиция, не разрешающая мужчине жениться до пятидесяти лет, — говорил он, — отжила. Она не нужна нам. Она лишь мешает рендилле, потому что численность всех племен вокруг увеличивается, а рендилле делается все меньше. Из-за этой традиции девушки не хотят оставаться в опустевших енкангах и уходят в город. Рендилле пора покончить со старыми обычаями и начать присматриваться к новой жизни.
После баразы я познакомился с А. Колколе и долго говорил с ним о нравах и обычаях его родного племени. Человек современный и просвещенный, он довольно критически высказывался о косности, племенных предрассудках, как он выразился, «тенетах рутины», которые очень тяжело преодолеть.
— Поверите, с тех пор, как я приобщился к общественной жизни и стал депутатом парламента, я борюсь против этих предрассудков, уговариваю молодежь жениться в том возрасте, который установила для этого сама природа. Но не буду хвастаться. Успеха я не достиг. Здесь, около города, где рендилле привыкли к европейскому костюму, меня слушают и считают своим, хотя и не разделяют моих идей о необходимости покончить с институтом моранов. Но в глубинке, чтобы меня слушали, мне приходится скидывать этот костюм и облачаться в кожаный наряд морана. В противном случае меня сочтут чужаком. Так и приходится бороться против традиции, привлекая себе в помощь ту же традицию.
23
Ухуру (суахили) — свобода. Термин, употребляемый в Кении для обознанения даты предоставления независимости этой стране 12 декабря 1963 года.