Я поинтересовался у А. Колколе, как он мыслит себе процесс приобщения номадов к современной жизни.
— Прежде всего рендилле должны перейти к оседлости. Пока одна семья будет отделена от другой десятками километров пустынь, нечего и мечтать об организации школ, больниц, обучении рендилле современным методам ведения хозяйства. В большинстве районов Северной Кении это очень тяжело сделать. Суровая природа заставляет человека все время кочевать. Здесь же, в Марсабите, где среди пустынь возвышается огромный зеленый массив с плодородными землями, дело обстоит проще. Главное сейчас — преодолеть инерцию традиционного уклада, перестать «бояться» леса. Нужно сделать горы своим домом, а не подниматься в них лишь для того, чтобы напоить верблюдов. Это сразу же поможет решить большинство проблем. Во-первых, поселившихся в одном месте рендилле легче агитировать в пользу нового образа жизни, легче наглядным путем Доказать преимущества этой жизни. Во-вторых, если люди будут постоянно жить в деревнях, властям будет легче покончить со скотом и с племенными стычками. В сущности не будет причин для этих стычек из-за пастбищ и источников. Мы планируем создавать деревни вблизи воды, бурить колодцы и строить водохранилища. В-третьих, можно будет ослабить зависимость традиционного хозяйства рендилле от скотоводства, единственной отрасли, которая позволяет существовать кочевникам в пустыне. Перестройка структуры экономики Марсабита — вот наша цель. Почему только бурджи могут заниматься земледелием? Сейчас в Марсабите вряд ли найдется десяток семей рендилле, обрабатывающих землю. Рендилле считают земледелие пустым делом, потому что и в рот не желают брать растительную пищу. Но когда они начнут выращивать овощи, пусть даже на продажу, они рано или поздно попробуют их, а затем и пристрастятся к ним.
Колколе пригласил меня в Марсабит на «выставку достижений района», устроенную местными властями под большим тенистым деревом. На двух или трех составленных вместе столах лежали по два-три ананаса, манго, папайи, апельсины, гроздь бананов и другие тропические фрукты. Рендилле и боран, пришедшие в город, толпились вокруг столов, недоуменно разглядывая плоды: они, жители Африки, видели их в первый раз. Обслуживавшие выставку бурджа разрезали фрукты и роздали каждому кочевнику по малюсенькому кусочку. Мораны-дегустаторы, явно не веря, что подобные вещи можно отправлять в рот, потребовали, чтобы бурджа сделали это первыми. Затем, последовав их примеру, они изобразили недовольную гримасу и, как по команде, выплюнули кусочки ананасов и бананов. «Апана мзури»[24]. Таково было их коллективное резюме.
В один из вечеров в Марсабите я пригласил на ужин районных чиновников, нескольких вождей и старейшин. С учетом местных вкусов в меню преобладало мясо. Однако из багажника машины я извлек несколько консервных банок — помидоры, соленые огурцы, горошек — и тоже поставил их на стол. Зелень эта вызвала среди районного руководства большое удивление. Ее все пробовали, но никто, по-моему, так и не осмелился проглотить. Мои гости не знали даже, как называются помидоры и огурцы, причем не только по-английски, но и на суахили. И это не потому, что помидор и огурец — пришельцы с севера. Ими завалены рынки Найроби, как я потом выяснил, бурджи выращивают их в Марсабите. Просто традиционность вкусов мешает местным племенам приобщаться к вегетарианской пище.
Но непозволительно забывать земледелие там, где оно возможно. Это разбазаривание природных ресурсов кенийского Севера. В стойбищах рендилле, которые я посетил, я видел голодных людей, просиживающих на камнях по полдня в очереди за плошкой каши или ложкой сухого молока, раздаваемых здесь правительством или «Красным крестом». Трудно было поверить, что в каких-нибудь тридцати — сорока километрах отсюда лежит прохладный зеленый горный массив с плодородными, пустующими землями, вполне способными прокормить этих людей.
Ахмед — король слонов
— Это дорога, протоптанная слонами, бвана, — тронув меня за плечо, объяснил Вако, мой проводник по заповеднику. — Очень древняя дорога. Десятки поколений слонов тысячи лет ходили здесь и вытаптывали ее. Замани сана[25].
Не знаю, был ли бы под силу человеку такой труд. Вдоль обрывистой базальтовой стенки ущелья, рассекающего северо — западный склон Марсабита, тянулось нечто вроде террасы шириной в пять-шесть метров. Она была выбита слоновьими ступнями. Слоны ходят гуськом, один за одним, строго соблюдая шаг, и поэтому сзади идущий гигант всегда ступает на след своего предшественника. В течение тысяч лет десятки тысяч слоновьих ног наступали на одно и то же место. И подобно тому как капли воды за века могут продолбить гранит, ступни семитонных гигантов продолбили отпечатки собственных следов в базальтах. Они тянутся равномерно и имеют глубину в десять — двенадцать сантиметров. Запечатленные в камне свидетельства тех времен, когда хозяевами Марсабита были слоны. В наиболее узких местах, где слонам приходилось прижиматься к подступающим к их дороге склонам, отполированы и эти скальные стенки. Толстая кожа слонов подобно наждачной бумаге навела блеск на камни.
— Куда же ведет эта дорога? — спросил я.
— Если мы идем по этой дороге, — значит она ведет туда, куда нам нужно, — резонно ответил аскари. — Вскоре слева появится первый гоф, где часто пьет воду Ахмед, король слонов.
Две самые большие кратерные воронки Марсабита заполнили озера Сокорте Дика и Сокорте Гуда. Это слоновьи водопои, к которым на протяжении тысячелетий с безводных равнин поднимаются добродушные толстокожие гиганты. В засушливые годы слоны приходили на берега кратерных озер Марсабита со всей безводной округи, преодолевая расстояние в сто-двести километров. Ведь эти внешне неподвижные гиганты — лучшие ходоки в мире. В последние годы, когда ученые начали пристально изучать повадки зверей, привлекая себе в помощь технику, удалось узнать много нового о слонах. Крохотные радиопередатчики, установленные где-нибудь в складках слоновьей кожи, помогли доподлинно выяснить, что слон проходит за день больше, чем любое другое животное. Слонов, передатчики которых утром работали близ Маралала, на следующий день «прослушивали» в Марса бите, а расстояние между этими пунктами около двухсот километров.
Сейчас, когда на строительстве «великой северной» в районе Марсабита, где скрещиваются слоновьи трассы, начали работать геодезисты, стали известны удивительные «инженерные способности» слонов. Теодолитчики, прокладывающие направление строящегося шоссе, рассказывали мне, что, попав на склоны Марсабита, они все время наталкивались на подобие широких дорог, профиль которых был очень удачно выбран на холмистой пересеченной местности. «Сначала мы даже думали, что это остатки одной из тех древних дорог, строительство которых ученые приписывают азанийцам, — рассказывал мне один геодезист-итальянец. — Но потом рендилле сообщили нам, что это дороги слонов. Вскоре мы заметили, что по ночам, когда шум строительных машин не пугает животных, они и сейчас ходят этими путями. Профиль дороги избирается ими почти безошибочно. Поэтому вскоре мы перестали мудрить, искать лучшие варианты направления шоссе и доверились слонам. Есть слоновья тропа — значит, гоним дорогу по ней. Благодаря этому удалось проложить шоссе через горный массив почти на два месяца быстрее, чем предполагалось».
Обнаруживаемые сейчас вокруг Марсабита слоновьи дороги — это памятники прошлого, свидетельства тех времен, когда к кратерным озерам поднимались огромные стада в шестьсот-восемьсот, а то и больше гигантов. То жалкое количество слонов, что бродит сейчас в предгорьях Марсабита, лишь пользуется дорогами своих предков.